Стихотворения и поэмы - [3]

Расскальзывающаяся артиллерия

Тарелями ластится к отзывам ветра.

К кому присоседиться, верстами меряя,

Слова гололедицы, мглы и лафетов?

И сказка ползет, и клочки околесицы,

Мелькая бинтами в желтке ксероформа,

Уносятся с поезда в поле. Уносятся

Платформами по снегу в ночь к семафорам.

Сопят тормоза санитарного поезда.

И снится, и снится небесному постнику...

Возможность

В девять, по левой, как выйти со страстного,

На сырых фасадах - ни единой вывески.

Солидные предприятья, но улица - из снов ведь!

Щиты мешают спать, и их велели вынести.

Суконщики, с.Я., То есть сыновья суконщиков

(Форточки наглухо, конторщики в отлучке).

Спит, как убитая, тверская, только кончик

Сна высвобождая, точно ручку.

К ней-то и прикладывается памятник Пушкину,

И дело начинает пахнуть дуэлью,

Когда какой-то из новых воздушный

Поцелуй ей шлет, легко взмахнув метелью.

Во-первых, он помнит, как началось бессмертье

Тотчас по возвращеньи с дуэли, дома,

И трудно отвыкнуть. И во-вторых, и в-третьих,

Она из Гончаровых, их общая знакомая!

Десятилетье Пресни (отрывок)

Усыпляя, влачась и сплющивая

Плащи тополей и стоков,

Тревога подула с грядущего,

Как с юга дует сирокко.

Швыряя шафранные факелы

С дворцовых пьедесталов,

Она горящею паклею

Седое ненастье хлестала.

Тому грядущему, быть ему

Или не быть ему?

Но медных макбетовых ведьм в дыму -

Видимо-невидимо.

...............

Глушь доводила до бесчувствия

Дворы, дворы, дворы...И с них,

С их глухоты - с их захолустья,

Завязывалась ночь портних

(иных и настоящих), прачек,

И спертых воплей караул,

Когда - с канатчиковой дачи

Декабрь веревки вил, канатчик,

Из тел, и руки в дуги гнул,

Середь двора; когда посул

Свобод прошел, и в стане стачек

Стоял годами говор дул.

Снег тек с расстегнутых енотов,

С подмокших, слипшихся лисиц

На лед оконных переплетов

И часто на плечи жилиц.

Тупик, спускаясь, вел к реке,

И часто на одном коньке

К реке спускался вне себя

От счастья, что и он, дробя

Кавалерийским следом лед,

Как парные коньки, несет

К реке,- счастливый карапуз,

Счастливый тем, что лоск рейтуз

Приводит в ужас все вокруг,

Что все - таинственность, испуг,

И сокровенье,- и что там,

На старом месте старый шрам

Ноябрьских туч; что, приложив

К устам свой палец, полужив

Стоит знакомый небосклон,

И тем, что за ночь вырос он.

В те дни, как от побоев слабый,

Пал на землю тупик. Исчез,

Сумел исчезнуть от масштаба

Разбастовавшихся небес.

Стояли тучи под ружьем

И как в казармах батальоны,

Команды ждали. Нипочем

Стесненной стуже были стоны.

Любила снег ласкать пальба,

И улицы обыкновенно

Невинны были, как мольба,

Как святость - неприкосновенны.

Кавалерийские следы

Дробили льды. И эти льды

Перестилались снежным слоем

И вечной памятью героям.

Стоял декабрь. Ряды окон,

Неосвещенных в поздний час,

Имели вид сплошных попон

С прорезами для конских глаз.

Петербург

Как в пулю сажают вторую пулю

Или бьют на пари по свечке,

Так этот раскат берегов и улиц

Петром разряжен без осечки.

О, как он велик был! Как сеткой конвульсий

Покрылись железные щеки,

Когда на петровы глаза навернулись,

Слезя их, заливы в осоке!

И к горлу балтийские волны, как комья

Тоски, подкатили; когда им

Забвенье владело; когда он знакомил

С империей царство, край - с краем.

Нет времени у вдохновенья. Болото,

Земля ли, иль море, иль лужа,-

Мне здесь сновиденье явилось, и счеты

Сведу с ним сейчас же и тут же.

Он тучами был, как делами, завален.

В ненастья натянутый парус

Чертежной щетиною ста готовален

Врезалася царская ярость.

В дверях, над Невой, на часах, гайдуками,

Века пожирая, стояли

Шпалеры бессонниц в горячечном гаме

Рубанков, снастей и пищалей.

И знали: не будет приема. Ни мамок,

Ни дядек, ни бар, ни холопей.

Пока у него на чертежный подрамок

Надеты таежные топи.

Волны толкутся. Мостки для ходьбы.

Облачно. Небо над буем, залитым

Мутью, мешает с толченым графитом

Узких свистков паровые клубы.

Пасмурный день растерял катера.

Снасти крепки, как раскуренный кнастер.

Дегтем и доками пахнет ненастье

И огурцами - баркасов кора.

С мартовской тучи летят паруса

Наоткось, мокрыми хлопьями в слякоть,

Тают в каналах балтийского шлака,

Тлеют по черным следам колеса.

Облачно. Щелкает лодочный блок.

Пристани бьют в ледяные ладоши.

Гулко булыжник обрушивши, лошадь

Глухо въезжает на мокрый песок.

Чертежный рейсфедер

Всадника медного

От всадника - ветер

Морей унаследовал.

Каналы на прибыли,

Нева прибывает.

Он северным грифилем

Наносит трамваи.

Попробуйте, лягте-ка

Под тучею серой,

Здесь скачут на практике

Поверх барьеров.

И видят окраинцы:

За нарвской, на охте,

Туман продирается,

Отодранный ногтем.

Петр машет им шляпою,

И плещет, как прапор,

Пурги расцарапанный,

Надорванный рапорт.

Сограждане, кто это,

И кем на терзанье

Распущены по ветру

Полотнища зданий?

Как план, как ландкарту

На плотном папирусе,

Он город над мартом

Раскинул и выбросил.

Тучи, как волосы, встали дыбом

Над дымной, бледной Невой

Кто ты? О, кто ты? Кто бы ты ни был,

Город - вымысел твой.

Улицы рвутся, как мысли, к гавани

Черной рекой манифестов.

Нет, и в могиле глухой и в саване

Ты не нашел себе места.

Воли наводненья не сдержишь сваями.

Речь их, как кисти слепых повитух.

Это ведь бредишь ты, невменяемый,

Быстро бормочешь вслух.

Оттепелями из магазинов

Оттепелями из магазинов

Веяло ватным теплом.