Стихотворения и поэмы - [6]

Виктор АФАНАСЬЕВ

СТИХОТВОРЕНИЯ [1]

Огонь, огонь в душе горит... [2]

Огонь, огонь в душе горит

И грудь и давит и теснит,

И новый мир, мечта созданья,

Я б тем огнём одушевил,

Преград где б не было желаньям

И дух свободно бы парил.

Все будет ясно предо мною,

Сорву завесу с бытия,

И всё с душевной полнотою,

Всё обойму вокруг себя.

Мне не предел одно земное

Душе — от призрака пустой,

В ней чувство болеё святое,

Чем прах ничтожный и немой.

Кто скажет мне: конец стремленью?

Где тот, кто б дерзкою рукой

Границу начертал мышленью

Непреступимою чертой?

Черту отринув роковую,

Я смело сброшу цепь земную.

Согретый пламенной мечтой,

Я с обновленною душой

Помчусь — другого мира житель

Предвечной мысли в светлую обитель!

1832

Когда в часы святого размышленья... [3]

Когда в часы святого размышленья

Мысль светлая в твой ум вдруг западёт,

Чиста и пламенна, как вдохновенье,

Она тебя возвысит, вознесёт;

Она недаром заронилась,

Как божество к тебе она,

Чудесной жизнию полна,

Из стран небесных ниспустилась.

Пусть говорят с улыбкою презренья:

Она есть плод обманутой мечты,

Не верь словам холодного сужденья:

Они чужды душевной теплоты.

О! если с чувством мысль сроднилась,

Поверь, она не обольстит:

Она недаром заронилась

И святость истины хранит.

1833

А. ГЕРЦЕНУ

Друг! весело летать мечтою

Высоко в небе голубом

Над освещённою землею

Луны таинственным лучом.

С какою бедною душою,

С каким уныньем на челе

Стоишь безродным сиротою

На нашей низменной земле.

Здесь всё так скучно, скучны люди,

Их встрече будто бы не рад;

Страшись прижать их к пылкой груди, -

Отскочишь с ужасом назад.

Но только тихое сиянье

Луна по небу разольёт

И сна тяжелое дыханье

Людей безмолвьем окуёт

Гуляй по небу голубому

И вольной птичкою скорей

Несись к пределу неземному.

Ты волен стал в мечте своей;

Тебя холодным изреченьем

Не потревожит злой язык;

Ты оградился вдохновеньем,

Свою ты душу им проник.

О! дай по воле поноситься

В надземных ясных сторонах:

Там свет знакомый мне светится,

Мне всё родное в небесах;

Прощусь с землёй хоть на мгновенье,

С туманом скучным и седым,

И из-зa туч, как из боренья

Между небесным и земным,

Я полечу в пределы света,

И там гармония миров

Обворожит весь ум поэта.

Там проблеснёт любимых снов

Давно желанная разгадка.

В восторга полный, светлый час

Перестаёт нам быть загадкой -

Что было тайного для нас.

До 1834

АЛЛЕЯ

Давно ли, жизнию полна,

Ты так шумела, зеленея,

А ныне стала так грустна,

Лип голых длинная аллея?

В замену листьев пал мороз

На ветви белыми иглами;

Глядят из-под седых волос

Печально липы стариками.

В ночи, как призраки, оне

Качают белой головою,

И будто кланяются мне

С какой-то дружбой и тоскою.

И самому мне тяжело!

И я стареть уж начинаю!

Я прожил весну и тепло,

И сердце на зиму склоняю!

Но что грустить? Весна придёт

Вновь зиму сплачем мы, аллея!

Вновь радость в сердце оживёт,

Вновь зашумишь ты, зеленея.

1830–1835

НА СМЕРТЬ ПОЭТА [4] (По перечтении "Е<вгения> О<негина>")

Зачем душа тоски полна,

Зачем опять грустить готова,

Какое облако волна

Печально отразила снова?

Мечтаний тяжких грустный рой

Поэта глас в душе поэта

Воззвал из дремоты немой.

Поэт погиб уже для света,

Но песнь его ещё звучит,

Но лира громкими струнами

Звенит, ещё с тех пор звенит,

Как вдохновенными перстами

Он всколебал их перед нами.

И трепет их в цепи времён

Дойдет до позднего потомства,

Ему напомнит скорбно он,

Как пал поэт от вероломства

И будет страшный приговор

Неумолим. Врагов поэта

В могилах праведный укор

Отыщет в будущие лета,

И кости этих мертвецов,

Уж подточённые червями,

Вздрогнут на дне своих гробов

И под согнившими крестами

Истлеют, прокляты веками.

Но что ж! но что ж! поэта нет!

Его ж убийца — он на воле,

Красив и горд, во цвете лет,

Гуляет весел в сладкой доле.

И весь, весь этот чёрный хор

Клеветников большого света,

В себе носивший заговор

Против спокойствия поэта,

Все живы, все — а мести нет.

И с разъярёнными очами

Им не гналась она вослед,

Неся укор за их стопами,

Не вгрызлась в совесть их зубами…

А тот, чья дерзкая рука,

Полмир цепями обвивая,

И не согбенна и крепка,

Как бы железом облитая,

Свободой дышащую грудь

Не устыдилась своевольно

В мундир лакейский затянуть, -

Он зло, и низостно, и больно

Поэта душу уязвил,

Когда коварными устами

Ему он милость подарил

И замешал между рабами

Поэта с вольными мечтами.

Из лавр и терния венец

Поэту дан в удел судьбою,

И пал он жертвой наконец

Неумолимою толпою

Ему расставленных сетей;

Земля, земля, зачем ты губишь

Прекрасных из твоих людей!

Одну траву растишь и любишь,

И вянет злак среди полей;

Или, враждуя с небесами

Враждой старинною твоей,

Ты имя избранных меж нами

Гнетёшь страдальчества цепями.

Пускай теперь слеза моя,

И негодуя и тоскуя,

Как дар единый от меня

Падёт на урну гробовую;

И если в форме неземной,

Перерождённый дух поэта

ещё витает над страной

Уж им покинутого света -

Мою слезу увидит он

И незаметными перстами

Мне здешней жизни краткий сон

Благословит, с его скорбями

И благородными мечтами.

1837

К ДРУЗЬЯМ

Я по дороге жизни этой

Скачу на чёрном скакуне,

В дали, густою мглой одетой,

Друзья, темно, не видно мне.

Со мною рядом что за лица?

Куда бегут? Зачем со мной?

Скучна их пёстрая станица,

Несносен говор их пустой.

В моих руках моя подруга,

Одна отрада на пути,

Прижалась, полная испуга,