Стихотворения и поэмы - [8]

Которой я отец;

Но чтоб родить ее, меня и жмут и давят,

И после за ничто оставят;

Когда же ко всему прибавишь ты одно,

Я значу сорок слов и, если хочешь, боле.

В твоей, читатель, воле:

На рифму прибирай, поставя в первых дно.

<1773>

Неумеренность

Всяк ищет лучшего, на том основан свет;

И нужен иногда к терпенью нам совет.

В Сибире холодно, в Китае больше преют,

И люди то сносить умеют.

Но, Муза, далеко меня ты занесла:

В Китае побывать, и побывать в Сибире

Подале, нежели отсюда в Кашире,

И надобно туда дорогам быть по шире.

Поближе я найду в пример такой Осла.

Мужик, пастушья ремесла,

Гонял на корм сию скотину,

И выбрал лучшую долину.

Долина у реки, трава была густа,

И близки от двора хозяйского места;

На что же далеко носить ему дубину?

А на другом краю реки

Паслись Быки

У пастуха Луки;

Казалося, туда пути не далеки.

Их кормом мой Осел прельстился:

Прискучило ему давно

Есть каждой день одно,

И переправиться однажды покусился,

К Быкам пустился,

Да та беда,

Что не было туда

Сухой дороги.

А надлежало плыть; в болоте вязнут ноги.

Река

Была топка.

Кричит пастух и стонет,

Увидя, что Осел в болоте тонет.

Он мнил, что глупую скотину воплем тронет;

Однако мой Осел

На крик пастуший не смотрел.

И на середине

Увяз по горло в тине.

Осел

В болоте сел;

Раздумал ехать в гости,

И был бы рад

Отправиться назад;

Но порывался он хотя сто крат,

Хотя пастух в него метал каменья в злости,

Отчаян был его возврат.

К чему представлен здесь Осел, увязший в тине?

Легко поймешь, читатель, силу слов:

Великие стада найдешь таких Ослов,

Которые, своей противяся судьбине,

Пускаются в опасный путь,

Дабы сыскать там что-нибудь,

И часто на пути принуждены тонуть.

<1773>

Рецепт больному

Когда любовный бог приемлет в сердце царство,

Рассудок слабое против него лекарство:

Имеет оный бог и силу и коварство.

Когда своей стрелой поранит он кого,

Ничто не исцелит, кроме лекарств, его.

<1773>

Стихи на дружбу

Без дружбы человек себя особо зрит,

Пустыннику подобен,

Который жизнь влачит,

К утехам неспособен;

Но дружбою свое

Мы множим бытие.

О дружба, дар небесный!

Тобою счастливы на свете мы,

Тобою кроткие умы

Чувствительных сердец союз узнали тесный.

Тишайшее пристанище души,

О дружба! наконец ты стих мой доверши,

И будь толико в нем любезна,

Колико ты полезна.

<1773>

Стихи на дачу, называемую «Красная мыза», 1775 года

Болота превратить в прекрасные луга,

Извлечь из недр земли ключи потоков чистых,

Повсюду взор привлечь на тропки, на брега,

Явить во всей красе приятность рощ тенистых,

Гуляющим дарить веселье и покой, —

Таких блаженных мест чудесное начало

В старинны времена богам принадлежало,

Но ныне строится Нарышкиных рукой.

<1775>

От зрителя комедии «Недоросля»

Почтенный Стародум,

Услышав подлый шум,

Где баба не пригоже

С ногтями лезет к роже,

Ушел скорей домой.

Писатель дорогой!

Прости, я сделал то же.

<1782 (?)>

Разговор между Минервой и Аполлоном

Минерва

Почто прискорбный вид являешь,

Когда на Геликон взираешь?

Аполлон

В счастливейших в России днях,

Как мудрость пресекает страх,

Свободу музам отверзает,

Невежд в границах заключает,

Богиня! знаешь, столько крат

Обтек я в радости твой град;

Я видел ныне муз молчащих,

Я видел их подобно спящих.

Минерва

Желание я знаю муз;

Я их возобновлю союз;

Наукам верну дам подпору

И в нову почесть их собору

Возвысить область в них мою,

Начальство Дашковой даю.

<1783>

Стихи к деньгам

Божественный металл, красящий истуканов,

Животворящая душа пустых карманов,

Подпора стариков, утеха молодых,

Награда добрых дел, нередко и худых,

Предмет воюющих, порой живущих мирно,

И досажденье тех, у коих брюхо жирно,

Здоровья, бодрости и силы подкрепитель,

Сподручник счастия, свободы искупитель,

Магнит торгующих и бог ростовщиков,

Разумных добрый вождь и гибель дураков,

О деньги, к вам стихи писать предпринимаю,

Но, муза, не тебя я в помощь призываю,

Ты так же, как и я, карманами бедна,

И нагота твоя в картинах нам видна;

Велика ты душой и разумом богата,

Правдива и честна, и в песнях торовата;

Твоею лирою пленяюсь часто я,

Но участь скудная известна мне твоя.

Отец стихов Гомер, твою приявши лиру,

В наследство славу лишь свою оставил миру.

Анакреона ты подобно возбуждала,

В весельях ел и пил, и жил Анакреон,

Но что оставил нам? Одних лишь песен звон.

Овидий, коего ты нежностью снабдила,

Овидий, коего пером любовь водила,

Кто сладким, наконец, творением своим

Пленил толико всех, колико древний Рим,

Овидий, коего стихи Кларисе любы,

В холодном севере скончал свой век без шубы.

Другой чрез много лет, писав приятный вздор,

По смерти, как Гомер, в народах сделал спор:

Потомки разные доказывать трудились,

Что с сим писателем в одной земле родились;

Высоко ставили себе такую честь,

Коль город, где возмог пиита произвесть,

Но о стяжательном никто не спорил праве

Того, кого завидовали славе.

Хоть слава шумная имеет много уст,

Но слава, как и я, карман имеет пуст,

Летая налегке в подсолнечной с трубою,

Металлов не берет богиня та с собою.

Везде о всех и всем все вести говоря,

Нагая носится чрез горы и моря.

О деньги, нет у вас ушей, ни глаз, ни гласа,

Но чувства вам не раз давал певец Парнаса,

Я прежни приведу на память чудеса:

Когда Орфей играл, плясали древеса,

И камни, что поля неплодным удручали,

От песней двигались и чувство получали.