Стихотворения и поэмы - [25]

Перед взором Стожар —

          бестелесным, безгневным, безбурным —

Даже смертный конец

          не осудишь и не укоришь…

Фомальгаутом дрожа,

          золотясь желтоватым Сатурном,

Ночь горящий венец

          вознесла над уступами крыш.

Время – звучный гигант,

          нисходящий с вершин Зодиака, —

В строй сосчитанных квант

          преломляется кварцем часов,

Чтобы дробно, как пульс,

          лампы Круглого Зала из мрака

Наплывали на пульт

          чередой световых островов.

С мягким шорохом свод

          и рефрактор плывут на шарнирах,

Неотступно следя

          в глухо-черных пространствах звезду:

Будто слышится ход

          струнным звоном звучащего мира,

Будто мерно гудят

          колесницы по черному льду.

Это – рокот орбит,

          что скользят, тишины не затронув;

Это – гул цефеид,

          меж созвездий летящих в карьер;

То – на дне вещества

          несмолкающий свист электронов,

Невместимый в слова,

          но вмещаемый в строгий промер.

И навстречу встает,

          как виденье в магическом круге,

Воплощенный полет —

          ослепительнейшая мечта —

Золотая спираль

          за кольцом галактической вьюги,

Будто райская даль —

          белым заревом вся залита.

Будто стал веществом —

          белым сердцем в ее средоточье —

Лицезримым Добром —

          сам творящий материю Свет;

Будто сорван покров,

          и, немея, ты видишь воочью

Созиданье миров,

          и созвездий, и солнц, и планет.

Вот он, явный трансмиф,

          глубочайшая правда творенья!

Совершенный зенит,

          довременных глубин синева!..

И, дыханье стеснив,

          дрожь безмолвного благоговенья

Жар души холодит

          у отверзтых ворот Божества.

1950

У памятника Пушкину

Повеса, празднослов, мальчишка толстогубый,

Как самого себя он смог преобороть?

Живой парнасский хмель из чаши муз пригубив,

Как слил в гармонию России дух и плоть?

Железная вражда непримиримых станов,

Несогласимых правд, бушующих идей,

Смиряется вот здесь, перед лицом титанов,

Таких, как этот царь, дитя и чародей.

Здесь, в бронзе вознесен над бурей, битвой,

           кровью,

Он молча слушает хвалебный гимн веков,

В чьем рокоте слились с имперским славословьем

Молитвы мистиков и марш большевиков.

Он видит с высоты восторженные слезы,

Он слышит теплый ток ликующей любви…

Учитель красоты! наперсник Вечной Розы!

Благослови! раскрой! подаждь! усынови!

И кажется: согрет народными руками,

Теплом несчетных уст гранитный пьедестал, —

Наш символ, наш завет, Москвы священный

          камень,

Любви и творчества магический кристалл.

1950

Большой театр. Сказание о невидимом граде Китеже

Темнеют пурпурные ложи:

Плафоны с парящими музами

Возносятся выше и строже

На волнах мерцающей музыки.

И, думам столетий ответствуя,

Звучит отдаленно и глухо

Мистерия смертного бедствия

Над Градом народного духа.

Украшен каменьем узорным,

Весь в облаке вешнего вишенья, —

Всем алчущим, ищущим, скорбным

Пристанище благоутишное!..

Враг близок: от конского ржания

По рвам, луговинам, курганам,

Сам воздух – в горячем дрожании,

Сам месяц – кривым ятаганом.

Да будет верховная Воля!

Князья, ополченье, приверженцы

Падут до единого в поле

На кручах угрюмого Керженца.

Падут, лишь геройством увенчаны,

В Законе греха и расплаты…

Но город! но дети! но женщины!

Художество, церкви, палаты!

О, рабство великого плена!

О, дивных святынь поругание!..

И Китеж склоняет колена

В одном всенародном рыдании.

Не синим он курится ладаном —

Клубами пожаров и дымов…

– Спаси, о благая Ограда нам,

Честнейшая всех херувимов!

Как лестница к выси небесной,

Как зарево родины плачущей,

Качается столп нетелесный,

Над гибнущей Русью маячущий.

– О, Матере Звездовенчанная!

Прибежище в мире суровом!

Одень нас одеждой туманною,

Укрой нас пречистым покровом!

И, мерно сходясь над народом,

Как тени от крыльев спасающих,

Скрывают бесплотные воды

Молящих, скорбящих, рыдающих.

И к полчищам вражьим доносится

Лишь звон погруженного града,

Хранимого, как дароносица,

Лелеемого, как лампада.

И меркнет, стихая, мерцая,

Немыслимой правды преддверие —

О таинствах Русского края

Пророчество, служба, мистерия.

Град цел! Мы поем, мы творим его,

И только врагу нет прохода

К сиянию Града незримого,

К заветной святыне народа.

1950

Симфония городского дня

Часть первая Будничное утро

Еще кварталы сонные

                                     дыханьем запотели;

Еще истома в теле

                                  дремотна и сладка…

А уж в домах огромных

                                            хватают из постелей

Змеящиеся, цепкие

                                  щупальцы гудка.

Упорной,

                хроматическою,

                                            крепнущею гаммой

Он прядает, врывается, шарахается вниз

От «Шарикоподшипника»,

                                       с «Трехгорного»,

                                  с «Динамо»,

От «Фрезера», с «Компрессора»,

                             с чудовищного ЗИС.

            К бессонному труду!

            В восторженном чаду

Долбить, переподковываться,

                  строить на ходу.

А дух

          еще помнит свободу,

Мерцавшую где-то сквозь сон,

Не нашу – другую природу,

Не этот стальной сверхзакон.

И, силясь прощально припомнить,