Стихотворения - [3]

С тихим стоном она

Недвижима, безгласна упала.

Свет померкнул в очах,

Смерть на бледных устах,

Тихо полная грудь трепетала.

Вот с угрюмым челом

Ночь свинцовым крылом

Облекла и поля, и дубравы,

И с далеких небес

Сыплет искрами звезд,

И катит в облаках шар кровавый.

И на ложе крутом

Спит болезненным сном

Молодая казачка. Прохладой

Над ее головой

Веет ветер ночной

И дымится струей над лампадой.

Кровь горит. Грудь в огне,

И в мучительном сне

Страшный призрак, как червь, сердце гложет.

Темнота. Тишина.

И зловещего сна

Ни один звук живой не тревожит.

Вдруг она поднялась!..

Чья-то тень пронеслась

Мимо окон и в мраке сокрылась.

Вот — храпенье коня!

Вот, кольцом не звеня,

Дверь тяжелая вдруг отворилась!

Он вошел. Страшный вид!

Весь он кровью покрыт,

Страшно впали померкшие очи;

Кости в кожу вдались,

И уста запеклись.

Мрачен взор: он мрачней темной ночи!

Он близ ложа стоит,

Он ей в очи глядит,

Он манит посинелой рукою.

То казак молодой!

Он пришел в тьме ночной

Свой исполнить обет пред женою.

И она узнает,

Тихо с ложа встает

И выходит за ним молчаливо.

У ворот черный конь

Бьет копытом огонь

И трясет серебристою гривой.

Вмиг казак — в стремена.

Молодая жена

С ним, дрожа и бледнея, садится.

Закусив, удила,

Как свинец, как стрела,

Конь ретивый дорогою мчится.

Вот гора. На лету

Он сравнял высоту

И несется широкой долиной!

Вот река. Чрез реку!

На могучем скаку

Он сплотил берега над пучиной.

Скачут день. Скачут два.

Ни жива ни мертва

И не смеет взглянуть на милова.

Куда путь их лежит,

Она хочет спросить,

Но боится. Казак — ни полслова.

Наконец в день шестой,

Как ковер золотой,

Развернулися степи пред ними.

И кругом пустота!

Лишь вдали три креста

Возвышались в безбрежной пустыне.

«Вот наш кров! Вот наш дом

Под лазурным шатром! —

Вдруг промолвил казак. — Посмотри же,

Как хорош он на взгляд!

Что за звезды горят!

Что за блеск! То вдали, что же ближе?

Нас тут сто казаков,

Все лихих молодцов.

Мы привольно живем, не стареем.

Ни печаль, ни болезнь

Нам неведомы здесь,

И житейских забот не имеем.

Мы и утром, и днем

Спим в земле крепким сном

До явленья вечерней зарницы;

Но зато при звездах

Мы гарцуем в степях

До восхода румяной денницы».

Тут казак замолчал.

Конь заржал, запрядал…

И казачка глядит в изумленье.

Степь! Средь белого дня

Ни его, ни коня;

Только что-то гудит в отдаленье.

И в степи! И одна!

Будто пытка, страшна

Одинокая смерть! Озирая

На холме насыпном

Степь горящу кругом,

Ищет тени казачка младая.

Но кругом степь пуста!

Ни травы, ни куста,

Ни оттенка в сини отдаленной.

Кругом небо горит,

Воздух душен — томит —

Что за зной на степи раскаленной!

И на жгучий песок,

Как увядший цветок,

Задыхаясь, она упадает.

И в томленье немом,

Сжавши руки крестом,

Безнадежно в степи погибает.

1834 (?)

СУЗГЕ

Сибирское предание [22]

1

Царь Кучум один владеет

Всей Сибирскою землею;

Обь, Иртыш, Тобол с Вагаем

Одному ему подвластны;

Он берет со многих дани;

Сам не платит никому.

Царь Кучум, сидя в Искере,

С утра раннего до ночи

Пишет царские приказы,

Рассылает повеленья

От Урала до Алтая, —

По сибирской всей земле.

Много силы у Кучума,

Много всякого богатства:

Драгоценные каменья,

Из монистов ожерелья,

Черный соболь и лисица,

Золото и серебро.

Царь Кучум живет в палатах,

Ест с серебряного блюда,

Из ковша пьет золотого,

Спит под шелковым навесом,

На пуховых на постелях,

Ходит мягко по коврам.

У того царя Кучума

Две подруги молодые,

Две пригожие царицы,

Полногруды, белолицы:

У одной глаза, как небо,

У другой глаза, как ночь.

Царь Кучум обеих любит,

Царь Кучум обеих нежит,

С алой розы умывает,

В шелк, в монисты наряжает,

И дородство, и пригожство

Пуще глаза бережет.

2

Раз ополдень царь Сибири

От трудов своих от царских

Отдыхал на мягком ложе.

Вдруг к нему, к царю, подходит,

Легкой ножкой чуть ступая,

Черноглазая Сузге.

«Мой супруг и повелитель,

Царь Кучум! Твоя рабыня

Хочет нынче женской просьбой

Утрудить твое вниманье», —

Так к нему, царю, вещает

Черноглазая Сузге.

Царь Сибири, усмехаясь,

Взял пригожую царицу,

Посадил к себе на ложе,

И, обняв рукою правой, —

«Расскажи, моя царица», —

Молвил ласково ей он.

«Мой супруг и повелитель! —

Говорит Сузге Кучуму. —

Велико твое владенье,

Хороши твои усадьбы;

Но одно твое селенье

Лучше кажется мне всех.

Там есть холм один высокий,

С двух сторон — стеною горы,

С двух сторон — ковром равнина;

У холма же, словно лента,

Ручеек бежит в равнину,

И вдали шумит Иртыш.

Прикажи мне, мой властитель,

Там построить терем царский

И позволь твоей рабыне

В этом тереме веселом

Встретить вешнюю зарницу,

Красно лето проводить».

«Будет!» — молвит царь Сибири.

«Да еще одно прошенье:

Прикажи срубить мне судно,

Снарядить его прибором,

Тонким парусом с подзором,

Чтоб вечернею порою

Мне гулять по Иртышу».

«Будет!» — молвит царь Сибири.

«Да еще одно прошенье:

Приезжай два раз в неделю

Навестить твою рабыню,

Слово ласково промолвить,

Ложе ночью разделить».

«Будет! — молвит царь Сибири. —

В три недели приготовят

На холму веселый терем,

На реке — с прибором судно,

И два раз в неделю буду

Я в твой терем приезжать».

3

Время срочное минуло:

На холме Сузге высоком

Красовался царский терем —

С переходами резными,

Со ставнями расписными,

С узорочною оградой

И с перильчатым крыльцом.

Пихты, лиственницы, ели

Осеняют царский терем;

Над ручьем белеет полог;

От крыльца к ручью, по скату,