Стихотворения, эпиграммы, басни, сказки, повести (1908 — октябрь 1917) - [12]

В понятье нас привел. Бывало, все тоскует

О доле нашей…"

. . . . . .

— Эх! нет больше сил читать!..

. . . . . .

1909 * Не примирился — нет! — я с гнусной рабской долей *

Не примирился — нет! — я с гнусной рабской долей,

Все так же пламенно я грежу вольной волей,

Все с той же яростью позорный гнет кляну,

Но — голос мой ослаб, но — песнь моя в плену,

Но — грудь истерзана, и сердцу нет отрады,

Но из усталых рук исторгнут грозный бич!

Ликует злобный враг. Кровавой жатве рады,

Клубятся в черной мгле, шипя победно, гады.

Бой кончен. Нет бойцов. Призыва гневный клич

Напрасен: из живых никто не отзовется,

А мертвые из гроба не встают…

И я молчу. Молчу.

Запел бы — не поется!

Заплакал бы — но слезы не текут.

1910 ПРАЗДНИК

Вся деревня всполошилась:

Жалко дедушку Макара.

Вот, поди ж, как гром, свалилась

На беднягу божья кара.

Сколько дней у ветхой хатки

Дед торчал, хоть ныли кости, —

Ждал, все ждал к себе на святки

Из столицы сына в гости.

Втайне батя для Емели

Хлопотал уж о невесте.

Вдруг о сыне прилетели

В час недобрый злые вести:

Что не первую неделю

Парень мается в неволе, —

Упекли под суд Емелю

За участие в "крамоле";

А у судей в чёрном деле

Совесть — ой! — наматорела…

Не уйти никак Емеле

От расстрела.

* * *

Вся деревня всполошилась:

"Жалко парня!" — "Жаль Макара!"

"Знаем, чай, за что свалилась

На Емелю злая кара!"

"Кто иной о нашем брате

Так скорбел, стоял повсюду?..

Чай, мы плачем не о тате!..

Чай, жалеем не Иуду!.."

"Братцы, что ж? Душе-то милой

Как-нибудь мы порадеем!.."

Шлют крестьяне за Вавилой,

Деревенским грамотеем.

Есть бумага, есть чернила,

Раздобыты где-то марки.

Настрочил за час Вавила

Просьбу в Питер от Макарки;

В тот же день без проволочки

Сам на почту свез прошенье.

* * *

…Дни бегут, за днями — ночки,

Нет из Питера решенья.

Сочиняя небылицы,

Долго ждали все ответа.

Ровно в праздник из столицы

Получилась эстафета.

Заглянул в нее Вавила

Да как бы с ума рехнулся.

"С нами, — крикнул, — божья сила!"

Побледнел и пошатнулся.

Дед Макар стоит — крепится,

Держит слезы через силу.

Православный люд толпится,

Наседает на Вавилу:

"Что ты вычитал, верзила?

Говори скорей, не мешкай!"

И очнувшийся Вавила

Отвечал с кривой усмешкой:

"Милость, стало быть, господня!

Значит, с праздничком, Макарка!..

Вон какого ты сегодня

Удостоился подарка.

Без вина, брат, станешь хмелен,

Вестью доброю утешен:

Емельян-от… не расстрелян…

А… повешен!.."

1911 СОНЕТ

В родных полях вечерний тихий звон, —

Я так любил ему внимать когда-то

В час, как лучи весеннего заката

Позолотят далекий небосклон.

Милей теперь мне гулкий рев, и стон,

И мощный зов тревожного набата:

Как трубный звук в опасный бой — солдата,

Зовет меня на гордый подвиг он.

Средь суеты, средь пошлости вседневной

Я жду, когда, как приговор судьбы,

Как вешний гром, торжественный и гневный,

В возмездья час, в час роковой борьбы,

Над родиной истерзанной и бедной

Раскатится набата голос медный.

* Ночной порой, когда луна *

Ночной порой, когда луна

Взойдет над темными лесами,

Внимай: родная сторона

Полна живыми голосами.

Но, зачарованный волной

Ночных напевов и созвучий,

Прильни к груди земли родной,

Услышишь ты с тоскою жгучей:

Среди лесов, среди степей,

Под небом хмурым и холодным,

Не умолкает звон цепей

В ответ стенаниям народным.

* Тщетно рвется мысль из рокового круга *

Тщетно рвется мысль из рокового круга.

В непроглядной тьме смешались все пути:

Тайного врага не отличить от друга…

И стоять нельзя, и некуда идти…

Здесь — навис обрыв, а там — развалин груда;

Здесь — зияет ров, а там — торчит стена.

В стане вражьих сил — ликующий Иуда:

Страшный торг свершен, и кровь оценена.

Братья, песнь моя повита злой печалью,

Братья, голос мой — души скорбящей стон, —

В жуткой тишине над беспросветной далью,

Ободряя вас, пусть пронесется он.

Братья, не страшна ни злоба, ни измена,

Если в вас огонь отваги не потух:

Тот непобедим и не узнает плена,

Чей в тяжелый час не дрогнул гордый дух.

"МОЛЧИ!"

Порой мне кажется, что я схожу с ума,

Что разорвется грудь от непосильной муки.

Томлюсь в тоске, ломаю гневно руки,

Скорблю, но скорбь моя — нема!

Сегодня, как вчера, — одни и те же вести:

Насилий новых ряд, а всех — уже не счесть!

Врагом, ликующим в порыве дикой мести,

Все попрано — закон, свобода, совесть, честь!

Ты хочешь закричать: "Довольно же, довольно!

Остановитесь же, злодеи, палачи!"

Но кто-то горло сжал тебе и давит больно:

"Молчи!"

* Не стало пламенных бойцов; над их гробами *

Не стало пламенных бойцов; над их гробами

Не скоро прошумит призывный клич борьбы.

Постыдно-жалкими, трусливыми рабами

Остались прежние рабы.

Нет, не для них прошла волна борьбы великой;

Горели не для них священные огни!

Толпой испуганной, бессмысленной, безликой

В ярмо привычное, покорны воле дикой,

Послушные кнуту, впряглися вновь они.

Но, мнится, где-то есть высокие стремленья.

Не все отравлено позором униженья!

Ростки могучие здоровое зерно

Готово дать и ждет — лишь только ждет — мгновенья.

Былого с будущим скрепляя прочно звенья,

Куется новое звено.

КОГДА НАСТУПИТ СРОК…

Однажды в лавке антиквара

Средь прочего товара

Заброшенный, забытый инвалид —

Шпажонка ржавая, убогая на вид,

Хвалилась пред другою шпагой

Своею честью и отвагой:

"В алмазах, в золоте, в чеканном серебре,

В ножнах из вылощенной кожи