Стихотворения - [137]

Чтобы перевести стихотворный текст, надо сначала его расшифровать, а потом зашифровать снова, но уже своим шифром.

2.09.1986. Стихи — это шифрованные донесения. Допустим, в стихах написано: «Папа серьезно болен. Ему нужен доктор». Понимать это нужно так: «Радист провалился. Высылайте замену». Плохой переводчик переведет буквально — про болезнь папы. Другой переводчик поймет, но не до конца, и переведет: «Радист провалился под лед и серьезно простудился». И только поэт (сам шифровальщик!) догадается, о чем идет речь, и, возможно, передаст это донесение так: «Срочно нужен новый радист». Но педант (какой-нибудь преподаватель шифровального дела) придерется и заявит, что слово «срочно» — отсебятина, а умолчание о провале радиста преступно.

21.09.1986. Английский ямб вызывает впечатление монотонности из-за краткости английских слов, что приводит к частому совпадению фактических ударений с метрическими. Возможность пиррихиев (пропуска метрических ударений из-за того, что на ударный слог стопы приходится неударный слог четырех-, пяти-, шестисложного слова) и, следовательно, разнообразия ритмических рисунков ограничены. Э.Д. это чувствовала и пыталась разнообразить ритмику сочетаниями разносложных строк. В пределах ямба она использовала сочетание строк с количеством слогов 8, 7, 6, 5, 4. Наиболее часты у нее схемы строф: 8-6-8-6; 6-6-8-6; 7-6-7-6; 7-6-8-6; 6-4-6-4; 8^-8^. Кстати, по этой же причине (и еще по причине бедности английских рифм) англоязычные поэты XX века пишут в большинстве своем верлибром. Английские рифмы бедны из-за дефицита суффиксов и отсутствия падежных окончаний. Русское стихосложение, в отличие от английского, еще не исчерпало всех рифменных и метрических возможностей, заложенных в русском языке. Переходить на верлибр русским поэтам нет острой необходимости.

6.10.1986. Э.Д. всю жизнь оставалась девицей, именно девицей, девушкой (иногда даже подростком), а не старой девой. У нее была потребность любить и быть любимой, но не столько физиологическая, сколько духовная. Вероятно, под любовью она понимала все-таки дружбу, душевный контакт, взаимопонимание. Неразвитость женского начала давала простор ее духу. Она оставалась андрогином, каким является каждый подросток. Мужское и женское начала оставались в состоянии неустойчивого равновесия.

23.10.1986. Поэт переводит другого поэта за руку — как переводят детей через улицу. Такой физический контакт необходим при переводе. Профессиональный же переводчик идет рядом — руки в карманах — и только предупреждает: «Вот здесь ямка, не споткнись» или «Стой! Машина идет!».

30.10.1986. Лексика Э.Д. состоит из нескольких совершенно разнородных слоев:

1. Лексика стихов о цветах и пчелах;

2. Библейская и архаическая лексика;

3. Лексика научной и деловой прозы;

4. Географические названия (преимущественно экзотические) и т. п.

Для слуха современников лексика Э.Д. была груба. Поэтому я допускаю огрубление (вместо «Іар» — «лакает» — у меня «жрет», 80/585).

Для передачи слабых рифм Э.Д. лучше всего подошел бы переводчик, не умеющий рифмовать. Но ему только это бы и удалось — слабые рифмы.

Стихи Э.Д. не музейный экспонат, нуждающийся в скрупулезной реставрации рифм (как стихи Вийона или Дю Белле). Они — живой, живущий организм. И перевод должен быть живым.

19.02.1987. «Каждодневное продвижение по тексту ставит переводчика в былое положение автора. Он день за днем производит движения, проделанные великим прообразом. Не в теории, а на деле сближаешься с некоторыми тайнами автора, ощутимо в них посвящаешься» (Пастернак Б. Замечания к переводам из Шекспира // Пастернак Б. Воздушные пути. М., 1983. С. 405).

19.03.1987. Переводчик стихов, кроме того что он воспроизводит оригинал, передает читателю свое эмоциональное состояние в момент перевода. Если он был равнодушен к оригиналу, то и читатель будет равнодушен к переводу.

21.05.1987. Живость поэзии Э.Д. придает обилие глаголов. Например, в стихотворении «Как из Свинцовых Сит…» (№ 51/311) про снег говорится, что он сеялся… засыпал… сравнял… припорошил… скрыл… занавесил… соткал… одел… улетел. И все это в двадцати строчках!

В 1862 г. Э.Д. написала 365 стихотворений (по одному в день) — пятую часть всего написанного.

Э.Д. была таким же неожиданным явлением, как и Уолт Уитмен.

Пик продуктивности Э.Д. пришелся на трехлетие 1862–1864, когда она написала две пятых всех своих стихов (1862 — 365,1863 — 142,1864 — 173).

16.06.1987. Я люблю Э.Д., но иногда она меня раздражает (когда начинает писать ребусами и шарадами). По сравнению с ее письмами письма Хлебникова кристально ясные.

17.06.1987. В письмах Э.Д. есть места, которые я не могу (пока что) ни понять, ни перевести; есть места, которые я могу перевести, но все-таки не понимаю до глубины; и есть такие, которые и понял, и перевел, но, возможно, неправильно.

19.06.1987. У меня ощущение, что поэтический язык Э.Д. мне понятнее языка ее писем.

20.06.1987. У Э.Д. много стихов (особенно четверостиший), написанных по случаю, — как продолжение или резюме ее писем к разным лицам. Такие стихи, как правило, могут быть поняты только в контексте этих писем. Стихи для нее служили средством коммуникации, но только еще более емким, более экономным, чем язык ее сверхсжатых — и оттого часто загадочных — писем, написанных вроде бы прозой. Стиль Э.Д. - ее личный код, ключом к которому была она сама, ее неповторимая личность.