Стихотворения - [67]

Душу умел я вдохнуть искусными пальцами в краски,

Набожных души умел – голосом бога смутить.

Даже природа сама, на мои заглядевшись созданья,

Принуждена меня звать мастером равным себе.

В мраморном этом гробу меня упокоил Лаврентий

Медичи, прежде чем я в низменный прах обращусь.

17 марта 1914

Разные стихотворения (1908 – 1916)

За гробом

Божья матерь Утоли моя печали

Перед гробом шла, светла, тиха.

А за гробом – в траурной вуали

Шла невеста, провожая жениха…

Был он только литератор модный,

Только слов кощунственных творец…

Но мертвец – родной душе народной:

Всякий свято чтит она конец.

И навстречу кланялись, крестили

Многодумный, многотрудный лоб.

А друзья и близкие пылили

На икону, на нее, на гроб…

И с какою бесконечной грустью

(Не о нем – бог весть о ком?)

Приняла она слова сочувствий

И венок случайный за венком…

Этих фраз избитых повторенья,

Никому не нужные слова –

Возвела она в венец творенья,

В тайную улыбку божества…

Словно здесь, где пели и кадили,

Где и грусть не может быть тиха,

Убралась она фатой от пыли

И ждала Иного Жениха…

6 июля 1908

Друзьям

Молчите, проклятые струны!

А. Майков

Друг другу мы тайно враждебны,

Завистливы, глухи, чужды,

А как бы и жить и работать,

Не зная извечной вражды!

Что делать! Ведь каждый старался

Свой собственный дом отравить,

Все стены пропитаны ядом,

И негде главы приклонить!

Что делать! Изверившись в счастье,

От смеху мы сходим с ума

И, пьяные, с улицы смотрим,

Как рушатся наши дома!

Предатели в жизни и дружбе,

Пустых расточители слов,

Что делать! Мы путь расчищаем

Для наших далеких сынов!

Когда под забором в крапиве

Несчастные кости сгниют,

Какой-нибудь поздний историк

Напишет внушительный труд…

Вот только замучит, проклятый,

Ни в чем не повинных ребят

Годами рожденья и смерти

И ворохом скверных цитат…

Печальная доля – так сложно,

Так трудно и празднично жить,

И стать достояньем доцента,

И критиков новых плодить…

Зарыться бы в свежем бурьяне,

Забыться бы сном навсегда!

Молчите, проклятые книги!

Я вас не писал никогда!

24 июля 1908

Поэты

За городом вырос пустынный квартал

На почве болотной и зыбкой.

Там жили поэты, – и каждый встречал

Другого надменной улыбкой.

Напрасно и день светозарный вставал

Над этим печальным болотом:

Его обитатель свой день посвящал

Вину и усердным работам.

Когда напивались, то в дружбе клялись,

Болтали цинично и пряно.

Под утро их рвало. Потом, запершись,

Работали тупо и рьяно.

Потом вылезали из будок, как псы,

Смотрели, как море горело.

И золотом каждой прохожей косы

Пленялись со знанием дела.

Разнежась, мечтали о веке златом,

Ругали издателей дружно.

И плакали горько над малым цветком,

Над маленькой тучкой жемчужной…

Так жили поэты. Читатель и друг!

Ты думаешь, может быть, – хуже

Твоих ежедневных бессильных потуг,

Твоей обывательской лужи?

Нет, милый читатель, мой критик слепой!

По крайности, есть у поэта

И косы, и тучки, и век золотой,

Тебе ж недоступно всё это!..

Ты будешь доволен собой и женой,

Своей конституцией куцой,

А вот у поэта – всемирный запой,

И мало ему конституций!

Пускай я умру под забором, как пес,

Пусть жизнь меня в землю втоптала, –

Я верю: то бог меня снегом занес,

То вьюга меня целовала!

24 июля 1908

Когда замрут отчаянье и злоба…

Когда замрут отчаянье и злоба,

Нисходит сон. И крепко спим мы оба

На разных полюсах земли.

Ты обо мне, быть может, грезишь в эти

Часы. Идут часы походкою столетий,

И сны встают в земной дали.

И вижу в снах твой образ, твой прекрасный,

Каким он был до ночи злой и страстной,

Каким являлся мне. Смотри:

Всё та же ты, какой цвела когда-то,

Там, над горой туманной и зубчатой,

В лучах немеркнущей зари.

1 августа 1908

Ты так светла, как снег невинный…

Ты так светла, как снег невинный.

Ты так бела, как дальний храм.

Не верю этой ночи длинной

И безысходным вечерам.

Своей душе, давно усталой,

Я тоже верить не хочу.

Быть может, путник запоздалый,

В твой тихий терем постучу.

За те погибельные муки

Неверного сама простишь,

Изменнику протянешь руки,

Весной далекой наградишь.

8 ноября 1908

Всё это было, было, было…

Всё это было, было, было,

Свершился дней круговорот.

Какая ложь, какая сила

Тебя, прошедшее, вернет?

В час утра, чистый и хрустальный,

У стен Московского Кремля,

Восторг души первоначальный

Вернет ли мне моя земля?

Иль в ночь на Пасху, над Невою,

Под ветром, в стужу, в ледоход –

Старуха нищая клюкою

Мой труп спокойный шевельнет?

Иль на возлюбленной поляне

Под шелест осени седой

Мне тело в дождевом тумане

Расклюет коршун молодой?

Иль просто в час тоски беззвездной,

В каких-то четырех стенах,

С необходимостью железной

Усну на белых простынях?

И в новой жизни, непохожей,

Забуду прежнюю мечту,

И буду так же помнить дожей,

Как нынче помню Калиту?

Но верю – не пройдет бесследно

Всё, что так страстно я любил,

Весь трепет этой жизни бедной,

Весь этот непонятный пыл!

Август 1909

Сусальный ангел

На разукрашенную елку

И на играющих детей

Сусальный ангел смотрит в щелку

Закрытых наглухо дверей.

А няня топит печку в детской,

Огонь трещит, горит светло…

Но ангел тает. Он – немецкий.

Ему не больно и тепло.

Сначала тают крылья крошки,

Головка падает назад,

Сломались сахарные ножки

И в сладкой лужице лежат…

Потом и лужица засохла.

Хозяйка ищет – нет его…

А няня старая оглохла,

Ворчит, не помнит ничего…