Стихотворения. Баллады. Сказки - [11]

I

Взгляните на меня: я сед;

Но не от хилости и лет;

Не страх незапный в ночь одну

До срока дал мне седину.

Я сгорблен, лоб наморщен мой;

Но не труды, не хлад, не зной —

Тюрьма разрушила меня.

Лишенный сладостного дня,

Дыша без воздуха, в цепях,

Я медленно дряхлел и чах,

И жизнь казалась без конца.

Удел несчастного отца:

За веру смерть и стыд цепей,

Уделом стал и сыновей.

Нас было шесть – пяти уж нет.

Отец, страдалец с юных лет,

Погибший старцем на костре,

Два брата, падшие во пре,

Отдав на жертву честь и кровь,

Спасли души своей любовь.

Три заживо схоронены

На дне тюремной глубины —

И двух сожрала глубина;

Лишь я, развалина одна,

Себе на горе уцелел,

Чтоб их оплакивать удел.

II

На лоне вод стоит Шильон;

Там в подземелье семь колонн

Покрыты влажным мохом лет.

На них печальный брезжит свет,

Луч, ненароком с вышины

Упавший в трещину стены

И заронившийся во мглу.

И на сыром тюрьмы полу

Он светит тускло-одинок,

Как над болотом огонек,

Во мраке веющий ночном.

Колонна каждая с кольцом;

И цепи в кольцах тех висят;

И тех цепей железо – яд;

Мне в члены вгрызлося оно;

Не будет ввек истреблено

Клеймо, надавленное им.

И день тяжел глазам моим,

Отвыкнувшим с толь давних лет

Глядеть на радующий свет;

И к воле я душой остыл

С тех пор, как брат последний был

Убит неволей предо мной

И рядом с мертвым я, живой,

Терзался на полу тюрьмы.

III

Цепями теми были мы

К колоннам тем пригвождены,

Хоть вместе, но разлучены;

Мы шагу не могли ступить,

В глаза друг друга различить

Нам бледный мрак тюрьмы мешал.

Он нам лицо чужое дал —

И брат стал брату незнаком.

Была услада нам в одном:

Друг другу голос подавать,

Друг другу сердце пробуждать

Иль былью славной старины,

Иль звучной песнию войны —

Но скоро то же и одно

Во мгле тюрьмы истощено;

Наш голос страшно одичал;

Он хриплым отголоском стал

Глухой тюремныя стены;

Он не был звуком старины,

В те дни, подобно нам самим,

Могучим, вольным и живым.

Мечта ль?.. но голос их и мой

Всегда звучал мне как чужой.

IV

Из нас троих я старший был;

Я жребий собственный забыл,

Дыша заботою одной,

Чтоб им не дать упасть душой.

Наш младший брат, любовь отца…

Увы! черты его лица

И глаз умильная краса,

Лазоревых как небеса,

Напоминали нашу мать.

Он был мне все, и увядать

При мне был должен милый цвет,

Прекрасный, как тот дневный свет,

Который с неба мне светил,

В котором я на воле жил.

Как утро, был он чист и жив:

Умом младенчески игрив,

Беспечно весел сам с собой…

Но перед горестью чужой

Из голубых его очей

Бежали слезы, как ручей.

V

Другой был столь же чист душой;

Но дух имел он боевой:

Могуч и крепок в цвете лет,

Рад вызвать к битве целый свет

И в первый ряд на смерть готов…

Но без терпенья для оков.

И он от звука их завял.

Я чувствовал, как погибал,

Как медленно в печали гас

Наш брат, незримый нам, близ нас.

Он был стрелок, жилец холмов,

Гонитель вепрей и волков —

И гроб тюрьма ему была;

Неволи сила не снесла.

VI

Шильон Леманом окружен,

И вод его со всех сторон

Неизмерима глубина;

В двойную волны и стена

Тюрьмы совокупились там;

Печальный свод, который нам

Могилой заживо служил,

Изрыт в скале подводной был;

И день и ночь была слышна

В него биющая волна

И шум над нашей головой

Струй, отшибаемых стеной.

Случалось – бурей до окна

Бывала взброшена волна,

И брызгов дождь нас окроплял;

Случалось – вихорь бушевал

И содрогалася скала;

И с жадностью душа ждала,

Что рухнет и задавит нас;

Свободой был бы смертный час.

VII

Середний брат наш – я сказал —

Душой скорбел и увядал.

Уныл, угрюм, ожесточен,

От пищи отказался он:

Еда тюремная жестка;

Но для могучего стрелка

Нужду переносить легко.

Нам коз альпийских молоко

Сменила смрадная вода;

А хлеб наш был, какой всегда —

С тех пор как цепи созданы —

Слезами смачивать должны

Невольники в своих цепях.

Не от нужды скорбел и чах

Мой брат: равно завял бы он,

Когда б и негой окружен

Без воли был… Зачем молчать?

Он умер… я ж ему подать

Руки не мог в последний час,

Не мог закрыть потухших глаз;

Вотще я цепи грыз и рвал —

Со мною рядом умирал

И умер брат мой, одинок;

Я близко был и был далек.

Я слышать мог, как он дышал,

Как он дышать переставал,

Как вздрагивал в цепях своих

И как ужасно вдруг затих

Во глубине тюремной мглы…

Они, сняв с трупа кандалы,

Его без гроба погребли

В холодном лоне той земли,

На коей он невольник был.

Вотще я их в слезах молил,

Чтоб брату там могилу дать,

Где мог бы дневный луч сиять;

То мысль безумная была,

Но душу мне она зажгла:

Чтоб волен был хоть в гробе он.

«В темнице (мнил я) мертвых сон

Не тих…» Но был ответ слезам

Холодный смех; и брат мой там,

В сырой земле тюрьмы, зарыт,

И в головах его висит

Пук им оставленных цепей:

Убийц достойный мавзолей.

VIII

Но он – наш милый, лучший цвет,

Наш ангел с колыбельных лет,

Сокровище семьи родной,

Он – образ матери душой

И чистой прелестью лица,

Мечта любимая отца,

Он – для кого я жизнь щадил:

Чтоб он бодрей в неволе был,

Чтоб после мог и волен быть…

Увы! он долго мог сносить

С младенческою тишиной,

С терпеньем ясным жребий свой;

Не я ему – он для меня

Подпорой был… вдруг день от дня

Стал упадать, ослабевал,

Грустил, молчал и молча вял.

О Боже! Боже! страшно зреть,

Как силится преодолеть

Смерть человека… я видал,

Как ратник в битве погибал;

Я видел, как пловец тонул

С доской, к которой он прильнул

С надеждой гибнущей своей;