Стихотворения - [13]

Недаром злая жизнь их гнула до земли,

Забрасывая их слоями грязи, пыли…

Заботы на лице морщинами легли,

И думы серебром их головы покрыли!

И поняли они, что жалки их мечты,

Что под туманами осеннего ненастья

Они — поблекшие и поздние цветы —

Не возродятся вновь для солнца и для счастья!

И вот, рука в руке и взоры опустив,

Они стоят в толпе, боясь прервать молчанье…

И в глубь минувшего, в сердечный их архив

Уже уходит прочь еще воспоминанье!

Ему припомнилась та мерзлая скамья,

Где ждал он поезда в волнении томящем,

Она же думала, тревогу затая:

"Как было хорошо, когда в вагоне я

Смеялась от души над пассажиром спящим!"

Начало 1870-х годов

МОЛЕНИЕ О ЧАШЕ

В саду Гефсиманском стоял Он один,

    Предсмертною мукой томимый.

Отцу Всеблагому в тоске нестерпимой

    Молился  страдающий Сын.

        "Когда то возможно,

Пусть, Отче, минует Мя  чаша сия,

Однако  да сбудется воля Твоя…"

И шел  Он к апостолам с думой тревожной,

    Но, скованы тяжкой  дремой,

Апостолы  спали под тенью оливы,

И тихо сказал Он им: "Как  не могли вы

Единого часа побдети со Мной?

    Молитесь! Плоть  немощна  ваша!.."

    И  шел Он молиться  опять:

"Но если  не может Меня миновать —

    Не  пить чтоб ее — эта чаша,

Пусть  будет, как хочешь Ты,  Отче!" И  вновь

    Объял  Его ужас смертельный,

И пот  Его падал на землю как кровь,

    И  ждал Он в тоске беспредельной.

И снова к апостолам Он  подходил,

Но  спали апостолы сном непробудным,

И те же слова Он Отцу   говорил,

И пал  на лицо, и скорбел, и тужил,

    Смущаясь  в борении трудном!..

        О, если б я мог

В саду Гефсиманском явиться с мольбами,

И видеть следы от Божественных ног,

    И  жгучими плакать слезами!

        О, если б я мог

    Упасть на холодный песок

    И  землю лобзать ту святую,

Где так одиноко страдала любовь,

Где пот от лица Его падал как кровь,

    Где чашу Он  ждал роковую!

    О, если б в ту ночь кто-нибудь,

    В ту страшную  ночь искупленья,

Страдальцу в изнывшую  грудь

    Влил слово одно утешенья!

Но  было все тихо во мраке ночном,

Но  спали апостолы тягостным сном,

    Забыв, что грозит им невзгода;

И в сад Гефсиманский с дрекольем, с мечом,

Влекомы  Иудой, входили тайком

    Несметные сонмы  народа!

1868

ОСЕННИЕ ЛИСТЬЯ

Кончалось  лето. Астры отцветали…

Под  гнетом жгучей, тягостной печали

    Я  сел на старую скамью,

А  листья надо мной, склоняяся, шептали

        Мне  повесть грустную свою.

"Давно ли мы  цвели под знойным  блеском лета,

        И вот уж  осень нам грозит,

        Не  много дней тепла и света

        Судьба  гнетущая сулит.

    Но что  ж, пускай холодными руками

        Зима  охватит скоро нас,

Мы  счастливы теперь, под этими лучами,

        Нам  жизнь милей в прощальный  час.

Смотри, как золотом облит наш парк печальный,

Как радостно цветы в последний раз блестят,

        Смотри, как пышно-погребально

        Горит над рощами  закат!

Мы  знаем, что, как сон, ненастье пронесется,

Что снегу не всегда поляны покрывать,

Что явится весна, что все кругом проснется, —

        Но  мы… проснемся ли опять?

        Вот  здесь, под кровом нашей тени,

Где груды хвороста теперь лежат в пыли,

    Когда-то цвел роскошный  куст сирени

        И розы  пышные   цвели.

    Пришла   весна; во славу новым розам

        Запел, как прежде, соловей,

Но  бедная сирень, охвачена морозом,

        Не  подняла своих ветвей.

А  если к жизни вновь вернутся липы наши,

        Не  мы увидим их возврат,

    И  вместо нас, быть может, лучше, краше

        Другие  листья заблестят. —

    Ну  что ж, пускай холодными руками

        Зима  охватит скоро нас,

Мы  счастливы теперь, под бледными лучами,

        Нам  жизнь милей в прощальный  час.

    Помедли, смерть! Еще б хоть день отрады…

А  может быть, сейчас, клоня верхушки ив,

        Сорвет на землю без пощады

        Нас ветра буйного порыв…

Желтея, ляжем мы  под липами родными…

И  даже ты, об нас мечтающий с тоской,

Ты встанешь со скамьи, рассеянный, больной,

        И, полон мыслями своими,

    Раздавишь нас небрежною ногой".

1868

КОРОЛЕВА

Пир шумит. — Король Филипп ликует,

И, его веселие деля,

Вместе с ним победу торжествует

Пышный двор Филиппа короля.

Отчего ж огнями блещет зала?

Чем король обрадовал страну?

У соседа — верного вассала —

Он увез красавицу жену.

И среди рабов своих покорных

Молодецки, весело глядит:

Что ему до толков не придворных?

Муж потерпит, папа разрешит. —

Шумен пир. — Прелестная Бертрада

Оживляет, веселит гостей,

А внизу, в дверях, в аллеях сада,

Принцы, графы шепчутся о ней.

Что же там мелькнуло белой тенью,

Исчезало в зелени кустов

И опять, подобно привиденью,

Движется без шума и без слов?

"Это Берта, Берта королева!" —

Пронеслось мгновенно здесь и там,

И, как стая гончих, справа, слева

Принцы, графы кинулись к дверям.

И была ужасная минута:

К ним, шатаясь, подошла она,

Горем — будто бременем — согнута,

Страстью — будто зноем — спалена.

"О, зачем, зачем, — она шептала, —

Вы стоите грозною толпой?

Десять лет я вам повелевала, —

Был ли кто из вас обижен мной?

О Филипп, пускай падут проклятья

На жестокий день, в который ты

В первый раз отверг мои объятья,

Вняв словам бесстыдной клеветы!

Если б ты изгнанник был бездомный,

Я бы шла без устали с тобой

По лесам осенней ночью темной,