Стихотворения - [2]

Шрифт
Интервал

и в сердце слез источник не иссяк,
кто у него отнимет это право —
за свой народ болеть и личной кровью
писать стихи о родине больной?..
Он посвящает труд свой — ей одной.

«Если кто-нибудь скажет „люблю“ тебе…»

Если кто-нибудь скажет «люблю» тебе —
ты не спеши
принимать это сладкое слово в объятья души.
Ну за что нас любить —
вместе с тем, что мы слышим, чем дышим,
что творим каждый день,
в чем горим, как в огне, и что пишем?..
Ну за что нас любить —
никаких,
незначительных, невосхитительных,
прозябающих в жизнях растительных?..
Для любви — надо переродиться.
Надо много душою трудиться.
Ибо — не меньшее таинство,
чем священным помазанье мирром…
Если жаждешь любви — то себя к встрече с нею готовь:
развивай ясновиденье, ум и все прочие чувства,
чтоб освоить их все, как науки, иль, может, искусства.
Тренируйся угадывать, верить, жалеть, исцелять и прощать.
Будь достойным ее. Соверши что-то очень великое!
Ведь, встречая любовь —
ты вторично рождаешься в мир,
создавая себя, как художник ваяет скульптуру,
выпуская из мраморной глыбы на свет существо,
что как будто в темнице томилось столетия в камне…
А без этого в жизни —
не будет любви никогда.

«Я исходил весь мир. Не знаю даже…»

Я исходил весь мир. Не знаю даже,
где не был я, чего не повидал…
От шарканья подошв моих ботинок
на свете прохудилось сто дорог!
Моря, ручьи и вспененные реки —
я, словно лужи, вброд переходил.
Я на Памир всходил. Был на Тянь-Шане —
глядел на мир в клубящемся тумане
с вершин, где только горные козлы
в снегу тропинки вяжут, как узлы.
На ста дорогах я мог быть убитым,
но я не помню их — они забыты!
Одну лишь тропку память бережет,
ее я ясно вижу пред собою —
ту, по которой я ходил с тобою…
Она и ныне жаром душу жжет.
Как след костра, что виден среди поля,
так я ношу на сердце — оттиск боли…

«Тебя никто не назовет богиней…»

Тебя никто не назовет богиней,
не вскрикнет: «Боже, как ты хороша!»
Никто рукой не схватится за сердце,
от красоты твоей остолбенев.
Никто, тебя увидев ненароком,
не позабудет обо всем на свете,
не задохнется, испытав восторг.
Ты мимо них пройдешь — и не заметят,
на твой привет и словом не ответят
и не отметят твой горящий взор.
Лишь я один, лишь я, тебя встречая,
впадаю в транс, в тебе души не чая,
другую видя сквозь лицо твое —
ты так похожа чем-то на нее!..
Ты для других — бесплотна и бесцветна,
ты для других — как воздух, незаметна,
мужчины смотрят взглядом сквозь тебя,
в упор не видя (где уж там — любя!).
Ты для других — одна из миллионов,
неотличима от таких же клонов,
и одному лишь мне ты вновь и вновь
напоминаешь ту, что и поныне
жжет мою душу, как песок в пустыне,
смущая ум и будоража кровь.
(О, сколько лет живет во мне любовь!..)
Для всех других — любить тебя — нелепо,
а для меня ты — как для поля — небо…

Сухбат Афлатуни. Три церкви. Из грузинских преданий

ТРИ ЦЕРКВИ

1
и вот однажды обедни после
когда открыты еще двери церкви
и пахло ладаном и пасся ослик
и пес шуршал полуденной цепью
и расходились прихожане
и луч качался в тумане жарком —
вбежала лиса в самую церковь
Бог ведает как это удалось ей
схватила зубами грошовую свечку
и к выходу бросилась рыжая гостья
может голодна была или
оборотень так старики говорили
но вдруг у выхода окаменела
и церковный сторож что был напуган
обратился к Богу упав на колени
избавить святое место от каменной куклы
нехорошо когда в церкви лисы
или изображения завелись их
и внял Господь его молитве
лиса ожила — свечку бросила
и убежала — возле калитки
проводили ее взглядами пес и ослик
с тех пор церковь назвали
церковью Лисы во Дверях — Мелискари
я там был — молитву сотворил
лисы не видел — историю записал
2
и вот однажды на полях Двани
когда жнецы с утра хорошенько
поработав собрались перед котлами
где призывно булькала им похлебка
только разливать — вдруг громко
каркая заметалась ворона: кар —
кар! не заметили — мало ли что низко
летает каркает и дождем сыплет перья
прочитав молитву разлили по мискам
а ворона мешает им ну и стерва
повар бросил камень чтоб прекратила
раскаркалась тут — слушать противно
ворона отлетела — потом р-раз! и прямо
в котел бросилась и сварилась конечно
жнецы обступили да неприятно
испоганенную пищу уже не поешь ты
кто шутит кто разводит руками плюется
что делать? вылили из котла всё
и о диво! рядом с кусками мяса
и — не за столом будет сказано — птичьим трупом
лежала выплеснутая змея
ядовитая очень и довольно крупная
в честь спасенья от отравы там церковь построена
Воронья церковь так и назвали Воронья
ее развалины видны поныне
островерхий купол что клюв вороний
остатки стен как вороньи крылья
и старик-чернец застыл на пороге
я там был — молитву сотворил
с чернецом выпил — историю записал
3
там где кончался Цицианский лес
и начинались степи Саджавахо
случился бой — дым достигал небес
шипела кровь и смешивалась с прахом
потом решили там построить храм
и замесили глину для постройки
но белый камень для церковных стен
окрасился той глиной точно хною
назвали церковь Красною затем —
к той Красной церкви каждою весною
стекается народ — там свечи жгут
все те кто на войне лишились близких
зажги и ты — пусть кровные твои
в степях не погибали Саджавахо
и леса Цицианского ручьи
не провожали их в долину мрака
зажги и ты — пусть даже их война

Еще от автора Сухбат Афлатуни
Рай земной

Две обычные женщины Плюша и Натали живут по соседству в обычной типовой пятиэтажке на краю поля, где в конце тридцатых были расстреляны поляки. Среди расстрелянных, как считают, был православный священник Фома Голембовский, поляк, принявший православие, которого собираются канонизировать. Плюша, работая в городском музее репрессий, занимается его рукописями. Эти рукописи, особенно написанное отцом Фомой в начале тридцатых «Детское Евангелие» (в котором действуют только дети), составляют как бы второй «слой» романа. Чего в этом романе больше — фантазии или истории, — каждый решит сам.


Бульбуль

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


День сомнения

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Глиняные буквы, плывущие яблоки

Философская и смешная, грустная и вместе с тем наполняющая душу трепетным предчувствием чуда, повесть-притча ташкентского писателя Сухбата Афлатуни опубликована в журнале «Октябрь» № 9 за 2006 год и поставлена на сцене театра Марка Вайля «Ильхом». В затерянное во времени и пространстве, выжженное солнцем село приходит новый учитель. Его появление нарушает размеренную жизнь людей, и как-то больнее проходят повседневные проверки на человечность. Больше всего здесь чувствуется нехватка воды. Она заменяет деньги в этом богом забытом углу и будто служит нравственным мерилом жителей.


Приют для бездомных кактусов

Остров, на котором проводились испытания бактериологического оружия, и странный детдом, в котором выращивают необычных детей… Японская Башня, где устраивают искусственные землетрясения, и ташкентский базар, от которого всю жизнь пытается убежать человек по имени Бульбуль… Пестрый мир Сухбата Афлатуни, в котором на равных присутствуют и современность, и прошлое, и Россия, и Восток. В книгу вошли как уже известные рассказы писателя, так и новые, прежде нигде не публиковавшиеся.


Поклонение волхвов. Книга 1

Новый роман известного прозаика и поэта Евгения Абдуллаева, пишущего под псевдонимом Сухбат Афлатуни, охватывает огромный период в истории России: от середины 19-го века до наших дней — и рассказывает историю семьи Триярских, родоначальник которой, молодой архитектор прогрессивных взглядов, Николай, был близок к революционному кружку Петрашевского и тайному обществу «волхвов», но подвергся гонениям со стороны правящего императора. Николая сослали в Киргизию, где он по-настоящему столкнулся с «народом», ради которого затевал переворот, но «народа» совсем не знал.


Рекомендуем почитать
Глупый человек

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Бремя раздвоения

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рассказы

Хотя грузинский прозаик Михо МОСУЛИШВИЛИ называет свои вещи одну новеллой в стиле «боп», другую рассказом-мениппеей, по сути, это две небольшие повести. Разнятся место и время действия: современная Грузия и Италия времен Второй мировой войны. Естественно, разнятся и персонажи, и интонация повествований. Общим остается то, что герои совершают поступки, которых от них мало кто ожидает, и коллизии разрешаются неожиданным образом. В стиле «боп» и литературном жанре «мениппея».


Восхождение в Согратль

«Дагестан не знает, кто он. У него есть несколько психологических сценариев одновременно. И соответственно одновременно несколько самоидентификаций и взглядов на то, в чем себя выражать. В терроре, в „западничестве“ или в спокойном интеллигентном осознании самоценности: своей истории, своих языковых россыпей, своих даровитых на высокое чувство людей? На этом вопрошании, на этом разрыве жжет колоссальная боль». Писатель Василий ГОЛОВАНОВ рассказывает о своем путешествии по Дагестану и опыте постижения этого уникального региона.