Стихотворения А. Н. Плещеева - [3]

В одном стихотворении он говорит:

Запуган мраком ночи я,

И в нем я ощупью блуждаю;

Ищу в светильник свой огня,

И где обресть его – не знаю[16].

В другом:

Как часто у судьбы я допросить хотел,

Какую пристань мне она готовит…

Зачем неравный бой достался мне в удел,

Зачем она моим надеждам прекословит…

Ответа не было…[17]

В третьем:

Подстрекнула жизнь лукаво

На неравный бой меня.

И в бою том я потратил

Много страсти и огня.

Только людям на потеху

Скоро выбился из сил,

И осталось мне сознанье,

Что я немощен и хил[18].

Воспоминания прошлого служат для автора постоянным источником грустных сожалений. Сравнение прежней свежести и энергии, прежнего огня и самоуверенности с наступившим потом равнодушием и покорным отчаянием служит для г. Плещеева мотивом многих грустных стихотворений. Вот, например, как рисуется автору его прошедшее в стихотворении «Странник»:

Была пора, и в сердце молодом

Кипела страсть, не знавшая преград;

На каждый бой с бестрепетным челом

Я гордо шел, весенним грозам рад.

Была пора, огонь горел в крови,

И думал я, что песнь моя сильна,

Что правды луч, что луч святой любви

Зажжет в сердцах озлобленных она.

Где ж силы те, отвага прежних лет?

Сгубила все неравная борьба.

И пустота – бесплодной жизни след —

Ждет неизбежная, как древняя судьба.

Дойти до пустоты после возвышенных надежд и благородных порывов – ужасно. Мы не думаем, чтоб на самом деле мог быть доведен до такого состояния, единственно силою обстоятельств, человек, в котором чистые убеждения не были праздною игрою разгоряченного воображения, прихотью опрометчивой юности. Нет, при всей враждебности обстоятельств, человек найдет, чем наполнить свое существование, если в душе его есть не только крепость характера, но и сила убеждений. Крепость может поколебаться и пасть, но убеждение останется и всегда поддержит человека как в борьбе с роком, так и среди житейской пустоты. Его-то должен хранить поэт при всех неудачах своих мечтаний, при всех обманах тяжелого опыта жизни. Оно может не спасти от внешних унижений, может остаться бессильно в тех случаях, где требуется героизм характера, но оно не даст человеку унизиться внутренне и, всегда указывая ему правый путь, даст ему силы на дорогу по крайней мере там, где выбор пути не влечет за собою конечной гибели. Человека, не разошедшегося с своими убеждениями, нельзя еще считать погибшим; пока он знает, что идет поневоле не своей дорогой, и пока в душе тяготится этим, еще нет сомнения, что он при первой возможности воротятся на путь чести и добра. Но зато как страшно положение человека, поставляемого в постоянную необходимость идти против себя, против своих добрых стремлений – и сознающего, что он не может выполнить в жизни тех идеальных требований, которые ставит для самого себя. Тут именно и является самое отчаянное, самое мучительное страдание для человека, проникнутого благородными стремлениями, но не одаренного героизмом убеждений настолько, чтобы разом покончить с окружающим его злом. Страдание подобного рода недурно выражено в следующем стихотворении г. Плещеева:

О, если б знали вы, друзья моей весны,

Прекрасных грез моих, порывов благородных, —

Какой мучительной тоской отравлены

Проходят дни мои в сомнениях бесплодных!

Былое предо мной, как призрак, восстает,

И тайный голос мне твердит укор правдивый:

Чего убить не мог суровой жизни гнет,

Зарыл я в землю сам! Зарыл, как раб ленивый…

Душе была дана любовь от бога в дар,

И отличить дано добро от зла уменье;

На что же тратил я священный сердца жар?

Упорно ль к цели шел во имя убежденья?

Я заключал не раз со злом постыдный мир,

Я пренебрег труда спасительной дорогой,

Не простирал руки тому, кто наг и сир,

И оставался глух к призывам правды строгой.

О, больно, больно мне… Скорбит душа моя,

Казнит меня палач неумолимый – совесть.

И в книге прошлого с стыдом читаю я

Погибшей без следа, бесплодной жизни повесть.

Мы привели это стихотворение потому, что в нем довольно удачно определяется, с какой именно стороны грозит человеку нравственная гибель, при враждебных обстоятельствах внешних, среди пошлости окружающей жизни. Не столько велика опасность, что задохнешься в смраде этой одуряющей атмосферы, сколько страшно то, что привыкнешь к этому смраду и будешь, как и другие, ходить целый век одуренным. От этой последней опасности ничто не спасет вас, кроме светлого и сильного убеждения: вы будете задыхаться в атмосфере гнили, грязи и мертвечины; но веяние живой, чистой мысли все-таки будет для вас освежать несколько эту удушливую атмосферу. Вы по крайней мере не одуреете и с радостью ударитесь бежать, как скоро представится вам возможность выбраться на чистый воздух, и для вас вовсе не будет служить позором то, что вы некоторое время дышали дурным воздухом, хоть, конечно, ваши легкие все-таки за это поплатятся. Что же делать? Если бы внешние опасности и беды производили в нас только временную наружную боль, нисколько не отражаясь на внутреннем состоянии организма, тогда бы их и бояться было нечего… Главное-то горе в том и состоит, что внешние обстоятельства искажают нас самих и часто делают ни к чему не годными. Хорошо еще, если в нас остается хоть восприимчивость к веянию жизни, хоть желание возрожденья. Эта именно восприимчивость, это желание – заметны повсюду в стихотворениях г. Плещеева. А при таком расположении души можно еще утешиться в том, о чем сожалеет поэт, то есть, что принужден был не раз мириться со злом и зарывать в землю талант, которому нельзя было найти употребления.