Стихотворения (1942–1969) - [3]

Ждала тебя.

                    И верила.

                                    И знала:

Мне нужно верить, чтобы пережить

Бои,

       походы,

                     вечную усталость,

Ознобные могилы-блиндажи.

Пережила.

                  И встреча под Полтавой.

Окопный май.

Солдатский неуют.

В уставах незаписанное право

На поцелуй,

                    на пять моих минут.

Минуту счастья делим на двоих,

Пусть — артналет,

Пусть смерть от нас —

                                    на волос.

Разрыв!

             А рядом —

                               нежность глаз твоих

И ласковый

                    срывающийся голос.

Минуту счастья делим на двоих…

1943

«Целовались. Плакали и пели…»

Целовались.

Плакали

И пели.

Шли в штыки.

И прямо на бегу

Девочка в заштопанной шинели

Разбросала руки на снегу.

Мама!

Мама!

Я дошла до цели…

Но в степи, на волжском берегу,

Девочка в заштопанной шинели

Разбросала руки на снегу.

1944

КОМБАТ

Когда, забыв присягу, повернули

В бою два автоматчика назад,

Догнали их две маленькие пули —

Всегда стрелял без промаха комбат.

Упали парни, ткнувшись в землю грудью.

А он, шатаясь, побежал вперед.

За этих двух его лишь тот осудит,

Кто никогда не шел на пулемет.

Потом в землянке полкового штаба,

Бумаги молча взяв у старшины,

Писал комбат двум бедным русским бабам,

Что… смертью храбрых пали их сыны.

И сотни раз письмо читала людям

В глухой деревне плачущая мать.

За эту ложь комбата кто осудит?

Никто его не смеет осуждать!

1944

«Контур леса выступает резче…»

Контур леса выступает резче,

Вечереет.

Начало свежеть.

Запевает девушка-разведчик,

Чтобы не темнело в блиндаже.

Милый!

Может, песня виновата

В том, что я сегодня не усну?..

Словно в песне,

Мне приказ — на запад,

А тебе — в другую сторону.

За траншеей — вечер деревенский.

Звезды и ракеты над рекой…

Я грущу сегодня очень женской,

Очень несолдатскою тоской.

1944

«В глазах — углы твоих упрямых скул…»

В глазах — углы твоих упрямых скул.

Наш батальон стоит под Терийоки.

Где ты воюешь, на каком снегу?

Дробит виски артиллерийский гул,

Балтийский ветер обжигает щеки.

Где ты воюешь, на каком снегу?

Перед собой отчитываюсь строже:

Тот, кто узнал окопную тоску,

Суровым сердцем изменить не может.

Тот, кто узнал окопную тоску…

1944

«Приходит мокрая заря…»

Приходит мокрая заря

В клубящемся дыму.

Крадется медленный снаряд

К окопу моему.

Смотрю в усталое лицо.

Опять — железный вой.

Ты заслонил мои глаза

Обветренной рукой.

И даже в криках и в дыму,

Под ливнем и огнем

В окопе тесно одному,

Но хорошо вдвоем.

1944

ЗИНКА

Памяти однополчанки — Героя Советского Союза Зины Самсоновой

I

Мы легли у разбитой ели,

Ждем, когда же начнет светлеть.

Под шинелью вдвоем теплее

На продрогшей, гнилой земле.

— Знаешь, Юлька, я — против грусти,

Но сегодня она — не в счет.

Дома, в яблочном захолустье,

Мама, мамка моя живет.

У тебя есть друзья, любимый,

У меня — лишь она одна.

Пахнет в хате квашней и дымом,

За порогом бурлит весна.

Старой кажется:

                            каждый кустик

Беспокойную дочку ждет…

Знаешь, Юлька, я — против грусти,

Но сегодня она — не в счет.

Отогрелись мы еле-еле.

Вдруг — нежданный приказ:

                                           «Вперед!»

Снова рядом в сырой шинели

Светлокосый солдат идет.

II

С каждым днем становилось горше.

Шли без митингов и знамен.

В окруженье попал под Оршей

Наш потрепанный батальон.

Зинка нас повела в атаку,

Мы пробились по черной ржи,

По воронкам и буеракам,

Через смертные рубежи.

Мы не ждали посмертной славы,

Мы хотели со славой жить.

…Почему же в бинтах кровавых

Светлокосый солдат лежит?

Ее тело своей шинелью

Укрывала я, зубы сжав.

Белорусские ветры пели

О рязанских глухих садах.

III

…Знаешь, Зинка, я — против грусти,

Но сегодня она — не в счет.

Где-то в яблочном захолустье

Мама, мамка твоя живет.

У меня есть друзья, любимый.

У нее ты была одна.

Пахнет в хате квашней и дымом,

За порогом стоит весна.

И старушка в цветастом платье

У иконы свечу зажгла.

…Я не знаю, как написать ей,

Чтоб тебя она не ждала.

1944

ШТРАФНОЙ БАТАЛЬОН

Дышит в лицо

                        молдаванский вечер

Хмелем осенних трав.

Дробно,

              как будто цыганские плечи,

Гибкий дрожит состав.

Мечется степь —

                            узорный,

Желто-зеленый плат.

Пляшут,

               поют платформы,

Пляшет,

               поет штрафбат.

Бледный майор

                          расправляет плечи:

— Хлопцы,

                   пропьем

Свой последний вечер! —

Вечер.

           Дорожный щемящий вечер.

Глух паровозный крик.

Красное небо летит навстречу —

Поезд идет

                   в тупик…

1944

«Я смотрю глазами озорными…»

Я смотрю глазами озорными,

Хоть вокруг огонь и бездорожье.

В жаркий ветер брошенное имя

Долго спутник позабыть не сможет.

А потом, с послушными другими,

Будет он насмешливым и строгим,

Потому что слишком звонко имя

Девушки с дымящейся дороги.

1944

ПОСЛЕ ГОСПИТАЛЯ

От простора хмелея снова,

Мну в руках вещевой мешок

И пишу на клочках листовок

Где-то найденным карандашом.

Обжигает веселой плетью

Острый ветер степных дорог.

Я хочу, чтобы этот ветер

Мой любимый услышать мог.

Чтоб он понял,

                         за что люблю я

Свою молодость фронтовую.

1944

«Ко мне в окоп…»

Ко мне в окоп

Сквозь минные разрывы

Незваной гостьей

Забрела любовь.

Не знала я,