Стихотворения (1926) - [9]

                                            как солнце,

персонье лицо расперсонится.

— Простите, товарищ,

                                    извинений тысячка… —

И просит

               и молит, ласковей лани.

И чин снисходит:

                           — Вот вам записочка.—

А в записке —

                       исполнение всех желаний.

3

А попробуй —

                       полазий

без родственных связей!

Покроют дворники

словом черненьким.

Обложит белолицая

тетя Фелиция.

Подвернется нога,

перервутся нервы

у взвидевших наган

и усы милиционеровы.

В швейцарской судачат:

                                      — И не лезь к совету:

все на даче,

                    никого нету.—

И мама сама

                     и дитя-машинистка,

невинность блюдя,

                               не допустят близко.

А разных главных

                             неуловимо

шоферы

              возят и возят мимо.

Не ухватишь —

                          скользкие,—

                                               не люди, а налимы.

«Без доклада воспрещается».

                                                Куда ни глянь,

«И пойдут они, солнцем палимы,

И застонут…»

                       Дело дрянь!

Кто бы ни были

                         сему виновниками

— сошка маленькая

                                или крупный кит,—

разорвем

               сплетенную чиновниками

паутину кумовства,

                               протекций,

                                                волокит.

ЛЮБОВЬ

Мир

       опять

                цветами оброс,

у мира

           весенний вид.

И вновь

             встает

                        нерешенный вопрос —

о женщинах

                   и о любви.

Мы любим парад,

                             нарядную песню.

Говорим красиво,

                            выходя на митинг.

Но часто

              под этим,

                             покрытый плесенью,

старенький-старенький бытик.

Поет на собранье:

                             «Вперед, товарищи…»

А дома,

            забыв об арии сольной,

орет на жену,

                      что щи не в наваре

и что

         огурцы

                     плоховато просолены.

Живет с другой —

                              киоск в ширину,

бельем —

                 шантанная дива.

Но тонким чулком

                             попрекает жену:

— Компрометируешь

                                  пред коллективом.—

То лезут к любой,

                            была бы с ногами.

Пять баб

              переменит

                               в течение суток.

У нас, мол,

                  свобода,

                                а не моногамия.

Долой мещанство

                             и предрассудок!

С цветка на цветок

                              молодым стрекозлом

порхает,

             летает

                        и мечется.

Одно ему

                в мире

                           кажется злом —

это

      алиментщица.

Он рад умереть,

экономя треть,

три года

              судиться рад:

и я, мол, не я,

                       и она не моя,

и я вообще

                  кастрат.

А любят,

              так будь

                            монашенкой верной —

тиранит

             ревностью

                              всякий пустяк

и мерит

             любовь

                         на калибр револьверный,

неверной

               в затылок

                               пулю пустя.

Четвертый —

                      герой десятка сражений,

а так,

         что любо-дорого,

бежит

          в перепуге

                           от туфли жениной,

простой туфли Мосторга.

А другой

              стрелу любви

                                    иначе метит,

путает

           — ребенок этакий —

уловленье

                 любимой

                                в романические сети

с повышеньем

                       подчиненной по тарифной сетке…

По женской линии

тоже вам не райские скинии.

Простенького паренька

подцепила

                 барынька.

Он работать,

                     а ее

                            не удержать никак —

бегает за клёшем

                            каждого бульварника.

Что же,

            сиди

                    и в плаче

                                   Нилом нилься.

Ишь! —

             Жених!

— Для кого ж я, милые, женился?

Для себя —

                   или для них? —

У родителей

                     и дети этакого сорта:

— Что родители?

                            И мы

                                     не хуже, мол! —

Занимаются

                    любовью в виде спорта,

не успев

              вписаться в комсомол.

И дальше,

                 к деревне,

                                 быт без движеньица —

живут, как и раньше,

                                 из года в год.

Вот так же

                 замуж выходят

                                          и женятся,

как покупают

                     рабочий скот.

Если будет

                   длиться так

                                       за годом годик,

то,

     скажу вам прямо,

не сумеет

                разобрать

                                и брачный кодекс,

где отец и дочь,

                          который сын и мама.

Я не за семью.

                        В огне

                                  и в дыме синем