Стихотворения (1922) - [5]

одни хлястики.

Без «шпалера»,

без шума,

без малейшей царапины,

разбандитят до ниточки лапы арапины.

Вся эта афера

называется — шмендефером.

РУЛЕТКА

Чтоб не скучали нэповы жены и детки,

и им развлечение —

зал рулетки.

И сыну приятно,

и мамаше лучше:

сын обучение математическое получит.

Объяснение для товарищей, не видавших рулетки.

Рулетка — стол,

а на столе —

клетки.

А чтоб арифметикой позабавиться сыночку и маме,

клеточка украшена номерами.

Поставь на единицу миллион твой-ка,

крупье объявляет:

«Выиграла двойка».

Если всю доску изыграть эту,

считать и выучишься к будущему лету.

Образование небольшое —

всего три дюжины.

Ну, а много ли нэповскому сыночку нужно?

А ЧТО РАБОЧИМ?

По-моему,

и от «Казино»,

как и от всего прочего,

должна быть польза для сознательного рабочего.

Сделать

в двери

дырку-глазок,

чтоб рабочий играющих посмотрел разок.

При виде шестиэтажного нэповского затылка

руки начинают чесаться пылко.

Зрелище оное —

очень агитационное.

МОЙ СОВЕТ

Удел поэта — за ближнего боле́й.

Предлагаю

как-нибудь

в вечер хмурый

придти ГПУ и снять «дамбле́» —

половину играющих себе,

а другую —

МУРу.

ПОСЛЕ ИЗЪЯТИЙ

Известно:

у меня

и у бога

разногласий чрезвычайно много.

Я ходил раздетый,

ходил босой,

а у него —

в жемчугах ряса.

При виде его

гнев свой

еле сдерживал.

Просто трясся.

А теперь бог — что надо.

Много проще бог стал.

Смотрит из деревянного оклада.

Риза — из холста.

— Товарищ бог!

Меняю гнев на милость.

Видите —

даже отношение к вам немного переменилось:

называю «товарищем»,

а раньше —

«господин».

(И у вас появился товарищ один.)

По крайней мере,

на человека похожи

стали.

Что же,

зайдите ко мне как-нибудь.

Снизойдите

с вашей звездной дали.

У нас промышленность расстроена,

транспорт тож.

А вы

— говорят —

занимались чудесами.

Сделайте одолжение,

сойдите,

поработайте с нами.

А чтоб ангелы не били баклуши,

посреди звезд —

напечатайте,

чтоб лезло в глаза и в уши:

не трудящийся не ест.

ДАВИДУ ШТЕРЕНБЕРГУ — ВЛАДИМИР МАЯКОВСКИЙ

Милый Давид!

При вашем имени

обязательно вспоминаю Зимний.

Еще хлестали пули-ливни —

нас

с самых низов

прибой-революция вбросила в Зимний

с кличкой странной — ИЗО.

Влетели, сея смех и крик,

вы,

Пунин,

я

и Ося Брик.

И древних яркостью дразня,

в бока дворца впилась «мазня».

Дивит покои царёвы и княжьи

наш

далеко не царственный вид.

Люстры —

и то шарахались даже,

глядя…

хотя бы на вас, Давид:

рукой

в подрамниковой раме

выво́дите Неву и синь,

другой рукой —

под ордерами

расчеркиваетесь на керосин.

Собранье!

Митинг!

Речью сотой,

призвав на помощь крошки-руки,

выхваливаете ком красо́ты

на невозможном волапюке.

Ладно,

а много ли толку тут?!

Обычно

воду в ступе толкут?!

Казалось,

что толку в Смольном?

Митинги, вот и всё.

А стали со Смольного вольными

тысячи городов и сёл.

Мы слыли говорунами

на тему: футуризм,

но будущее не нами ли

сияет радугой риз!

Комментарии

Прозаседавшиеся. Впервые — газ. «Известия ВЦИК», М., 1922, 5 марта (под общим заголовком «Наш быт»). Печатается по тексту первой публикации.

Высокую оценку этому стихотворению дал В. И. Ленин. В речи «О международном и внутреннем положении Советской республики» на заседании коммунистической фракции Всероссийского съезда металлистов 6 марта 1922 года В. И. Ленин сказал:

«Вчера я случайно прочитал в «Известиях» стихотворение Маяковского на политическую тему. Я не принадлежу к поклонникам его поэтического таланта, хотя вполне признаю свою некомпетентность в этой области. Но давно я не испытывал такого удовольствия, с точки зрения политической и административной. В своем стихотворении он вдрызг высмеивает заседания и издевается над коммунистами, что они все заседают и перезаседают. Не знаю, как насчет поэзии, а насчет политики ручаюсь, что это совершенно правильно. Мы, действительно, находимся в положении людей, и надо сказать, что положение это очень глупое, которые все заседают, составляют комиссии, составляют планы — до бесконечности. Был такой тип русской жизни — Обломов. Он все лежал на кровати и составлял планы. С тех пор прошло много времени. Россия проделала три революции, а все же Обломовы остались, так как Обломов был не только помещик, а и крестьянин, и не только крестьянин, а и интеллигент, и не только интеллигент, а и рабочий и коммунист. Достаточно посмотреть на нас, как мы заседаем, как мы работаем в комиссиях, чтобы сказать, что старый Обломов остался и надо его долго мыть, чистить, трепать и драть, чтобы какой-нибудь толк вышел… Практическое исполнение декретов, которых у нас больше чем достаточно и которые мы печем с той торопливостью, которую изобразил Маяковский, не находит себе проверки» (Полн. собр. соч. т. 45. стр. 13, 15).

В многочисленных изданиях отзыв В. И. Ленина о стихотворении «Прозаседавшиеся» приводится, к сожалению, со значительными сокращениями, опускается, как правило, замечание В. И. Ленина о герое романа И. А. Гончарова «Обломов» и тем обедняется смысл и значение ленинской оценки стихотворения Маяковского. Если раньше, в беседах о стихах поэта, В. И. Ленин, как известно, противопоставлял Маяковскому, выступавшему от имени футуристов, русскую классическую литературу и советовал больше читать Пушкина, то в отзыве о «Прозаседавшихся» такого противопоставления уже нет, более того, стихотворение Маяковского поставлено рядом с романом великого писателя XIX века. Все это говорит о тех значительных идейно-художественных изменениях, которые произошли в творчестве Маяковского за сравнительно короткое время и которые В. И. Ленин не мог не заметить. В. И. Ленин, таким образом, был одним из первых, если не самым первым, кто еще в начале 20-х годов почувствовал в стихах Маяковского их органическую связь с традициями русской классической литературы.