Стихотворения, 1838–1850 гг. - [18]

И пало нам в душу зерно просвещенья

И правды сердечной живое зерно.

С тех пор не однажды весна распахнулась,

И снова зима полегла по Руси;

Не раз вокруг солнца земля повернулась, —

И сколько вращалась кругом на оси!

И много мы с ней и на ней перемчались

В сугубом движеньи – по жизни – вперед:

Иные уж с пылкими днями расстались,

И к осени дело, и жатва идет.

Представим же колос от нивы янтарной,

Который дороже весенних цветов!

Признательность, други, души благодарной —

Один из прекрасных, чистейших плодов:

Пред нами единый из сеявших семя;

На миг пред своими питомцами он:

Созрелые дети! Захватим же время

Воздать ему вкупе усердный поклон,

И вместе с глубоким приветом рассудка

Ему наш сердечный привет принести

В златую минуту сего промежутка

Меж радостным «здравствуй» и тихим «прости»!

И родине нашей поклон и почтенье,

Где ныне, по стройному ходу годов,

За ними другое встает поколенье

И свежая спеет семья земляков

Да здравствует севера угол суровый,

Пока в нем онежские волны шумят,

Потомкам вторится имя Петрово,

И дивно воспетый ревет водопад.

Нетайное признание

Давно сроднив с судьбой моей печальной

Поэзии заносчивую блажь,

Всегда был рад свой стих многострадальной

Вам посвящать усердный чтитель ваш.

И признаюсь: я был не бескорыстен; —

Тут был расчет: я этим украшал

Непышный склад мной выраженных истин,

И, славя вас, себя я возвышал.

Что та, кого я славил, не уронит

Моей мечты, – я в том был убежден,

И как поэт всегда был вами понят

И тем всегда с избытком награждён.

Да! И на ту, кому самолюбиво

Часть лучших дум моих посвящена,

Всегда могу я указать нелживо

и с гордостью воскликнуть: вот она!

Достоинство умел я без ошибки

В вас ценить, – к кому ж – сказать ли? – да!

Умел ценить и прелесть той улыбки,

Что с ваших уст слетала иногда.

И голосу сознания послушен,

Я чту в себе сан вашего певца.

Скажу при всех: я к вам неравнодушен

И был, и есмь, и буду до конца.

Не льщу себе: могу ли тут не видеть,

Что я стою со всеми наравне?

Вас любят все. Холодностью обидеть

Вас можно ли?.. Но нет… хотелось мне

Не то сказать… С вниманьем постоянным

Вам преданный и ныне так, как встарь,

Проникнут я вам чувством безымянным,

И потому не вставленный в словарь.

О нём молчать я мог бы… но к чему же

То чувство мне, как плод запретный, крыть,

Когда при всех, и при ревнивом муже,

О нём могу я смело говорить?

Оно не так бессмысленно, как служба

Поклонников, ласкателей, рабов;

Оно не так бестрепетно, как дружба;

Оно не так опасно, как любовь.

Оно милей и братского сближенья

И уз родства, заложенных в крови;

Оно теплей, нежнее уваженья

И – может быть – возвышенней любви.

Тоска

Порою внезапно темнеет душа, —

Тоска! – А бог знает – откуда?

Осмотришь кругом свою жизнь: хороша,

А к сердцу воротишься: худо!

Всё хочется плакать. Слезами средь бед

Мы сердце недужное лечим.

Горючие, где вы? – Горючих уж нет!

И рад бы поплакать, да нечем.

Ужели пророческий сердца язык

Сулит мне удар иль потерю?

Нет, я от мечты суеверной отвык,

Предчувствиям тёмным не верю.

Нет! – Это – не будущих бедствий залог,

Не скорби грядущей задаток,

Не тайный на новое горе намёк,

А старой печали остаток.

Причина её позабыта давно:

Она лишь там сохранилась,

В груди опустелой на дно,

И там залегла, притаилась,

Уснула, – и тихо в потёмках лежит;

Никто её, скрытой, не видит;

А отдыхом силы она освежит,

Проснётся – и выглянет, выйдет

И душу обнимет. Той мрачной поры

Пошёл бы рассеять ненастье,

С людьми поделился б… Они так добры;

У них наготове участье.

Их много – и слишком – к утехе моей.

Творец мой! Кому не известно,

Что мир твой так полон прекрасных людей,

Что прочим становится тесно?

Да думаю: нет! Пусть же сердце моё

Хоть эта подруга голубит!

Она не мила мне; но гнать ли её,

Тогда, как она меня любит?

Её ласка жестка, её чаша горька,

Но есть в ней и тайная сладость;

Её схватка крепка, и рука не легка:

Что ж делать! Она ведь – не радость!

Останусь один. Пусть никто из друзей

Её не осудит, не видит,

И пусть не единый из добрых людей

Насмешкой её не обидит!

Безумная (после пения Виардо – Гарсии)

Ты сердца моего и слёз и крови просишь,

Певица дивная! – О, пощади, молю.

Грудь разрывается, когда ты произносишь:

«Я всё ещё его, безумная, люблю».

«Я всё ещё» – едва ты три лишь эти слова

Взяла и вылила их на душу мою, —

Я всё предугадал: душа моя готова

Уже заранее к последнему: «люблю».

Ещё не сказано: «люблю», – а уж стократно

Перегорел вопрос в груди моей: кого?

И ты ответствуешь: «его». Тут всё понятно;

Не нужно имени – о да, его, его!

«Я всё ещё его»… Кружится ум раздумьем…

Мутятся мысли… Я жду слова – и ловлю:

«Безумная» – да, да! – И я твоим безумьем

Подавлен, потрясён… И наконец – «люблю».

«Люблю». – С тобой весь мир, природа, область бога

Слились в глубокое, безумное «люблю»

Подавлен, потрясён… И наконец – «люблю».

О, повтори «люблю»!.. Нет, дай отдохнуть немного!

Нет не хочу дышать – лишь повтори, молю.

И вот «я всё ещё» – вновь начал райский голос.

И вот опять – «его» – я вздох в грудь давлю…

«Безумная» – дрожу… Мне страшно… дыбом

волос…

«Люблю» – хоть умереть от этого «люблю».

К поэту

Поэт! Не вверяйся сердечным тревогам!

Не думай, что подвиг твой – вздохи любви!

Ты призван на землю всежиждущим богом,

Чтоб петь и молиться, и песни свои