Стихи - [20]

На крепкие запоры

Сокровища людей.

Дожди их мочат,

Их черви точат,

И жерди выпадают

Поросшие травой.

Так где ж тот зодчий,

Который правомочен

Разрушить средоточье

Рутины вековой?

И все же - старость!

Она, как нарост,

Ее калечит время,

Ей жизнь трубит отбой.

Потерпим малость,

Недолго ждать осталось,

Уж виден алый парус

И чайка над водой.

Малаховка, 1963

Застольная (русская)

М.В. Горчилиной

Когда-то жили женщины несложные,

Похожие на камни придорожные,

Они не портились,

В цене не падали,

Высокосортные,

Широкозадые.

Припев: Помянем же их

Добрым словом нашим,

Вином наполним рюмки,

А не чаши.

Помянем их,

А выпьем за других:

Мы в рюмки водочки,

Нальем до краешка,

Эх, за молодочку,

За свет хозяюшку.

Ах, где вы нынче жены молодецкие,

Купчихи и купцы замоскворецкие.

Деньгу считавшие

Без арифметики,

И не слыхавшие

О кибернетике.

Припев:

Мужьям шептали в бороды наушники,

Что жен ласкают ночью Ваньки-ключники.

Но жены цепкие

Мозгами двигали,

Но жены крепкими

Стояли глыбами.

Припев:

А в наши дни все женщины с заскоками,

Врачи их лечат соками и токами.

Привыкли водку пить,

Еще под партами,

И к двадцати пяти

Лежат с инфарктами.

Припев:

Москва, 1960

Земля и небо

И.А. Богоразу

Вышло облако на вахту

в небеса

Раздувая словно яхта

паруса.

Голубую заполняя

вышину,

И ничем не нарушая

тишину.

И поплыло, взяв комету

под крыло,

Чтоб ее попутным ветром

не снесло.

Чтобы с неба не упасть ей

никуда,

Чтоб жила, не зная страсти,

никогда.

А внизу своей дорогой

шла земля,

Головой качали строго

тополя,

А внизу не затихали

города

И по рельсам громыхали

поезда.

И ломали лед на части

воды рек,

И рыдал, теряя счастье

человек.

И последние надежды

схороня,

Снова вскакивал, как прежде

на коня.

И опять в нем сердце билось

горячо,

И звезда к нему садилась

на плечо,

И свистели ночью в уши

соловьи,

Чтобы вновь открыл он душу

для любви.

И гудками призывали

поезда,

Чтоб от счастья не бежал он

никуда,

Чтоб и в бурю и в ненастье

был в седле,

Потому что в этом счастье

на земле.

Коряжма, 1957

Не родится любовь из разума...

Для веселия планета наша мало оборудована. Маяковский.

Не родится любовь из разума,

Не логично житье-бытье -

Вот и ты у меня за пазухой,

Не родное дитя мое.

Долго мелено, перемелено,

Мерно двигались жернова.

Оказалось, была посеяна

Не пшеница, а трын-трава.

Можно в сердце стрелять без промаха,

Но страшусь я роли стрелка -

Знаю, сердце твое, как черемуха

Осыпается от щелчка.

Было белено, перебелено,

Переставлено так и сяк,

То что молодо, то что зелено,

Что ушло неизвестно как.

Начни, говорят, все заново,

Но кто из людей поймет,

Что я для тебя - та самая,

А ты для меня - не тот.

В чем изверено, то потеряно,

Ни продать его, ни купить,

А искать по углам не велено,

Значит так уж тому и быть.

Я глаза свои вытру насухо,

Но и множество лет спустя,

Будешь ты у меня - за пазухой,

Как родное мое дитя.

Не осмеяно, что просеяно,

Наша прошлое унося,

Мы не созданы для веселия,

Может в этом згвоздка вся.

Москва, ноябрь, 1971

ИА

И.А. Богоразу

Давно-ль в зеленой полумгле,

в зеленой полумгле,

С тобой мы жили на земле,

вдвоем на всей земле.

И мы ее не мерили,

Не мудрствовали с ней,

И дом наш был на дереве

Среди густых ветвей.

Иа, иа, иа, иа.

Тогда не знали мы пращи,

не знали мы пращи,

И ели сладкие хвощи,

мясистые хвощи,

И с нами в теплых зарослях,

Сосали сладкий сок,

Ручная бронтозавриха

И добрый диплодок.

Иа, иа, иа, иа.

Была порою жизнь горька,

порою жизнь горька,

Как, впрочем, и во все века,

как и во все века.

Не чуя предстоящего,

Без хитростей людских,

Мы жили среди ящеров

И мы любили их.

Иа, иа, иа, иа.

О, как поблекли мы с тех пор,

поблекли мы с тех пор,

Ослаб наш нюх и острый взор,

и слух, и нюх, и взор.

Но что б мы не утратили

Течет в нас та же кровь

И помнит птеродактилей

И первую любовь.

Иа, иа, иа, иа.

Москва, 1964

Иван, не помнящий родства

Жил на Руси, по воле Божьей

И рос, как сорная трава,

Босой калика перехожий,

Иван, не помнящий родства.

Он не боялся расстояний

И жил без тяжести труда,

Питаясь жалким подаяньем,

Без ложной примеси стыда.

С детьми деревни был он дружен,

Простонародием любим,

Хотя России не был нужен,

А все же ангелом храним.

И даже баба из подвала,

Когда его вели в тюрьму,

Ему калачик подавала

И в ноги кланялась ему.

1964-1978

Инкогнито

Ты стоишь на балконе

Наверное много лет.

Согнулся в полупоклоне

Твой сумрачный силуэт.

А может быть, жадное ухо

Прижато к жесткой стене

И слышит, как дышит муха

Заснувшая на окне.

Ночь на тебе повисла

И давит со всех сторон.

Мои поющие мысли

Не ловит магнитофон.

Звенят в мег(???)ерце тончайшем,

Попробуй-ка, их запиши.

Все выше летят, все дальше

От черной твоей души.

Знает кошка, чье мясо

Таскала в чужих домах,

С коварством высшего класса,

С укусом змеи впотьмах.

Итог твоей жизни мишурной.

Притворство вдвойне и втройне,

И если места есть в тюрьмах

То не по твоей вине.

Чтож, неси свое бремя

Не сетуя ни о чем,

Тебя караулит время

И ангел стоит с мечом.

Он душу поднимет, как залежь

И грозно предъявит суду,

И ты на себе узнаешь,

Какая тюрьма в аду.

Москва, 1965

Капель

И. Богоразу

Когда тает на улице снег,

и глаза у детей, как фиалки,

И прохожим кричат воробьи,

что уже на подходе весна,

Ты идешь, как больной человек,

опираясь на черную палку,

И трясутся колени твои,

и сгибается ниже спина.

Если все-ж таки чистят дворы,

и берутся соседи за окна,