Стихи - [10]
Шрифт
Интервал
Напев настойчивый кукушки
И томных горлиц воркованье.
О, вы, пернатые рапсоды,
В тени ветвей, в открытом поле,
Певцы любви, певцы природы
И счастья светлого на воле!
Вы, вечно полны вдохновеньем,
Дарите мир, с успехом вечным,
То соловья искусным пеньем,
То пеньем иволги беспечным;
То, как бы дальний звук свирели,
Свободных жаворонка песен
Под самым небом льются трели, —
Простор полей им словно тесен.
Вот, величава и красива,
Уж созревать готова скоро,
Как волны, двигается нива
Вплоть до пределов кругозора.
В лугах иная ждет картина,
И впечатлений перемена;
Здесь — запах сладостный жасмина,
Там — запах скошенного сена.
Как это все давно знакомо!
Но зрелищ новых мне не надо.
К тебе одной душа влекома,
Деревня, дней моих отрада!
И пусть пока одно и то же
Проходит той же чередою;
Пусть завтра с тем все будет схоже,
Что вижу нынче пред собою;
На новый лад я пел бы снова
О том, как травки засверкали;
О том, что с неба голубого
Исчезли тучки… и так далей.
Стенькино. 1893 г.
ЛЕТНИЙ ЗНОЙ
Блестящ и жарок полдень ясный.
Сижу на пне в лесной тени…
Как млеют листья в неге страстной!
Как томно шепчутся они!
О прошлом вспомнил я далеком,
Когда меня июльский зной,
Струясь живительным потоком,
Своей разнеживал волной.
Я с каждой мошкой, с травкой каждой,
В те годы юные мои,
Томился общею нам жаждой
И наслажденья, и любви.
Сегодня те же мне мгновенья
Дарует неба благодать,
И возбужденного томленья
Я приступ чувствую опять.
Пою привет хвалебный лету
И солнца знойному лучу…
Но что рождает песню эту —
Восторг иль грусть — не различу.
Ильиновка 1894 г.
ПРИДОРОЖНАЯ БЕРЕЗА
В поле пустынном, у самой дороги, береза,
Длинные ветви раскинув широко и низко,
Молча дремала, и тихая снилась ей грёза;
Но встрепенулась, лишь только подъехал я близко.
Быстро я ехал; она свое доброе дело
Все же свершила: меня осенила любовно
И надо мной, шелестя и дрожа, прошумела,
Наскоро что-то поведать желая мне словно…
Словно со мной поделилась тоской безутешной.
Вместе с печальным промолвя и нежное что-то…
Я, с ней прощаясь, назад оглянулся поспешно,
Но уже снова ее одолела дремота.
Петербург,
1895 г.
ЖИВОТНАЯ ПРОЗА И ДЕКАДЕНТСКАЯ ПОЭЗИЯ
Одни — двуногое, пасущееся стадо,
Без дум, надежд и грёз, которых людям надо.
Не зная ни тоски, ни порываний ввысь.
Они как бы в грязи для грязи родились.
Так есть животные, которым воспретила
Природа подымать к небесным высям рыла.
Другие — до того чуждаются земли,
Что в мир неведомый из нашего ушли.
Когда их над землей, как духов носят крылья,
Они, с своих высот, из рога изобилья
Нам сыплют песенок летучие листки.
И ропщем мы: «Зачем, рассудку вопреки,
Нам эти пряности и эти карамели,
Меж тем как досыта и хлеба мы не ели?»
Итак — две крайности. Когда одна из двух,
Иль обе вместе наш пленять желают слух —
Та хрюканьем свиным, а эта птичьей песней, —
Решить я не берусь, из них что интересней.
Лишь люд бы людом был! Вот отповедь моя!
А птицей и свиньей… уж птица и свинья.
Ильиновка.
1896 г.
ЗАВЕЩАНИЕ
Меж тем как мы вразброд стезею жизни шли,
На знамя, средь толпы, наткнулся я ногою.
Я подобрал его, лежавшее в пыли,
И с той поры несу, возвысив над толпою.
Девиз на знамени: «Дух доблести храни».
Так воин рядовой за честь на бранном поле,
Я, счастлив и смущен, явился в наши дни
Знаменоносцем поневоле.
Но подвиг не свершен, мне выпавший в удел, —
Разбредшуюся рать сплотить бы воедино…
Названье мне дано поэта-гражданина
За то, что я один про доблесть песни пел;
Что был глашатаем забытых, старых истин,
И силен был лишь тем, хотя и стар и слаб,
Что в людях рабский дух мне сильно ненавистен,
И сам я с юности не раб.
Последние мои уже уходят силы.
Я делал то, что мог; я больше не могу.
Я остаюсь еще пред родиной в долгу,
Но да простит она мне на краю могилы.
Я жду, чтобы теперь меня сменил поэт,
В котором доблести горело б ярче пламя,
И принял от меня не знавшее побед,
Но незапятнанное знамя.
О, как живуча в нас и как сильна та ложь,
Что дух достоинства есть будто дух крамольный!
Она — наш древний грех и вольный и невольный;
Она — народный грех от черни до вельмож.
Там правды нет, где есть привычка рабской лести;
Там искалечен ум, душа развращена…
Приди; я жду тебя, певец гражданской чести!
Ты нужен в наши времена.
Тамбов.
1897 г.
СТАРАЯ РАКИТА
Часто грезится мне, что стоит средь полей,
Долгий век доживая, ракита.
Ей живется еще, но чувствительно ей,
Что могучею жизнью забыта.
Не нужна никому; далеко от жилья;
На просторе родном одинока —
Она, ветви свои к долу низко склоня,
Ожидает последнего срока.
Но чутка и теперь, она в ясные дни
И в грозу, среди бурной тревоги,
Для себя лишь самой вдохновенно свои
Шелестит иль шумит монологи.
А порой из нее крик идет по земле,
Всю окрестность от сна пробуждая;
Словно сердце в груди, в ее старом дупле
Громко бодрствует птица седая.
Может быть, этот крик, в тишине, по ночам
Поздних путников за душу тронет:
Средь покоя и сна отчего кто-то там
То смеется, то плачет и стонет?
Тамбов.
1898 г.
Липы
Нет мне сегодня приюта милее,
Как этих лип благовонных приют!
Всею нарядной семьею в аллее
Липы цветут.
Пчелы слетелись; их рой благодарный
В улья богатую дань унесет.
Будет и нам ароматный, янтарный,
Липовый мед.
Следуя людям старинного веку
В предохраненье зимою от бед