Стихи - [2]

Поднимусь на заре, до рассвета

в луговую отправлюсь я цветь,

золотые сниму эполеты.

Соловьём на просторе запеть

мне так хочется с ясностью мыслей

о сибирской суровой судьбе.

Голубеют алтайские выси,

даже провод поёт на столбе.

Вечер плещет зарёю на травы.

Семиструнный играет закат,

где шагают небесные павы.

Луговой расстилается плат —

золотится закатною песней.

Зазвучала на небе звезда.

Но сегодня она интересней,

чем в военные в грусти года.

Вот и день закатился куда-то…

…И закончилась песня моя.

Не вернулись из боя солдаты…

…Приняла их со стоном Земля.

Чудность

Под моим окном рябина,

как весною, расцвела

белым цветом и с рубином

ягод – радует меня.

Словно бы весна и осень

встретились – и лето вспять

зашагало… в небе просинь

не устала нам сверкать.

Чудный август вдруг весною

заиграл на склоне дней.

Словно в радости со мною

делится мечтой своей —

возвратиться в детство, юность

снова весело прожить.

Лёгкая печаль и чудность

восстанавливает нить —

связь с прошедшими годами,

где цветущая вновь звень

запечатлена цветами

в этот августовский день.

Оставить чтоб

В пылу осенних многоточий

скользит задумчивость моя.

Короче стали с ходу ночи,

и пригорюнилась Земля.

Дожди с осенней ипостасью

пролили войлочный запас.

Похолодевшее ненастье

опять не радует уж нас.

Неярко светит в небе солнце.

Туманы стелются, река

под ним своё скрывает донце,

не отражает облака.

В огне осеннего разгула

иду забокой в дальний лес,

подальше чтоб от Барнаула

оставить невесёлый стресс.

Расправлю-ка

Расправлю-ка я позвоночник,

быть может, мыслишка придёт,

и вновь запишу Твой подстрочник

для ветхих безвестных господ.

Они не читают Поэтов,

не смыслят, понятно, в стихах.

Закончилось тёплое лето,

и сырость кипит в облаках.

Наверно, наступит прохлада.

Я буду смеяться опять

над тем, что упала ограда.

А где же штакетник-то взять?!

Однако, сегодня и завтра

всё будет так тихо в бору.

Мне выпала красная карта —

я верхнюю ноту беру.

Был в апломбе

Я живу в своём апломбе,

веселюсь, мне не понять,

что написано на ромбе,

то ли «а», а то ли… «Ять»

отменили коммунисты —

изуродован язык,

откликаюсь я на зык —

подпевают гармонистам,

а они свои меха,

как растянут на два метра —

пляска искренне лиха.

Звук уносит с грустью ветра

до печального стиха.

Написал вчера о счастье,

получилось, как труха

из невиданной напасти.

Публика ко мне глуха,

потому живу в апломбе.

Песни слышу петуха —

вот орёт, ну, просто гоблин.

Получилась чепуха,

я сломал с утра оглобли

о спиняку пастуха,

потому как был в апломбе.

И спорил

Вечернее небо прекрасно —

алеет гряда облаков.

И день пробежал не напрасно —

я с полной корзиной стихов

вернулся под вечер из леса —

уже заблестела луна.

Так много во мне интереса

опять возбудила она.

В заоблачной выси межзвёздной

туманится млечности Путь.

В обители сумрачно поздней

меня пополам не согнуть.

Стою опечаленный тенью —

стремится меня обогнать

в суровости стихотворенья,

когда утонувшую гать

я вновь навожу по болоту,

шагая по жиже времён,

к себе на деревню к заплоту

иду с непонятных сторон,

где я непонятно суровый

чудил в безвозвратной тоске

и спорил зачем-то с вороной,

сидевшей на сгнившем сучке.

Шуршит тоскуя

Бессмысленно мне колобродить

на листьях осенней тоски,

не зная в сермяжности брода,

ссыпать в беспокойство пески,

в осеннюю слякоть застоя

под бурями гнуться нельзя.

Пространство до жути пустое,

покрыта листвою земля —

Шуршит, неумолчно тоскуя

по прежнему статусу грёз.

Порою от счастья ликую

под истовой лейкою гроз,

несущих заряд очищенья

от скверности пыльных дорог.

И снова шумят превращенья

из счастья в застойность тревог.

Впервой

Печаль осеннего разлива

струится дождиком с небес.

Забока вновь «отговорила»,

снимая беспокойства стресс.

Стучит паром колёсной плицей —

с последней спорит он волной.

Спокойствие опять на лицах,

загар не луговой, степной.

С улыбками забытых песен

звучит серебряный рассвет,

а Мир насыщенностью тесен…

…другого, извините, нет.

Быть может, на другой Планете

он попросторнее, чем наш

в безумно частном Интернете,

где властвует над нами фальшь.

Мы восхищаемся собою

при тёплом слове в адрес свой

и виртуальною судьбою

довольны, счастливы впервой.

В сушине забот

Я усну на газоне сомнений,

уставлю свой взор на луну

и скажу: – Эй, мгновенье,

задержись на минутку одну. —

Пусть узнает Поэта пространство

невесёлых раздумий в огне

запылавшее снова убранство

в переливах бесчувствий во мне.

На бессмысленность горькой обиды

в сушине неизвестных забот

надо чувствовать жизни солидность.

Чушь степенства и гордость – за борт

выбрось, с ходу поймёшь осужденье

неприятности новых времён

и суровую грусть заблужденья

с вероятно безвестных сторон.

Не нарушить

Нас с внуком обидеть? Да, что вы!

Не сможет никто, никогда!

На подвиг житейский готовы,

нам светит роскошно звезда,

что лыбится, видишь, от счастья

при виде Поэтов мечты —

во всём без балды состояться —

наводим меж нами мосты,

а их все стремятся разрушить.

…Но это же полная чушь.

Да, нет, никому не нарушить

родство поэтических Душ.

Не беснуется

Осенняя нравится тяжба.

Суровый, но искренний взгляд

на месте в безвинности каждый,

листок не вернётся назад,

а будет лежать под ногами.

Шуршать при тяжёлой ходьбе

полями в стерне и лугами

с ночным переливом в судьбе.

Я помню безвыходность чувства,

в суровости странных забот