Стихи разных лет - [17]

КУЗНЕЧИКИ

1

Тикают ходики, ветер горячий В полдень снует челноком по Москве, Люди бегут к поездам, а на даче Пляшут кузнечики в желтой траве.

Кто не видал, как сухую солому Пилит кузнечик стальным терпугом? С каждой минутой по новому дому Спичечный город растет за бугром.

Если бы мог я прийти на субботник, С ними бы стал городить городок, Я бы им строил, бетонщик и плотник, Каменщик, я бы им камень толок.

Я бы точил топоры - я точильщик, Я бы ковать им помог - я кузнец, Кровельщик я, и стекольщик, и пильщик. Я бы им песню пропел, наконец.

2

Кузнечик на лугу стрекочет В своей защитной плащ-палатке, Не кует, не то пророчит, Не то свой луг разрезать хочет На трехвершковые площадки, Не то он лугового бога На языке зеленом просит: - Дай мне пожить еще немного, Пока травы коса не косит!

ЧЕТВЕРТАЯ ПАЛАТА

Девочке в сером халате, Аньке из детского дома, В женской четвертой палате Каждая малость знакома

Кружка и запах лекарства, Няньки дежурной указки И тридевятое царство Пятна и трещины в краске.

Будто синица из клетки, Глянет из-под одеяла: Не просыпались соседки, Утро еще не настало?

Востренький нос, восковые Пальцы, льняная косица. Мимо проходят живые. - Что тебе, Анька?

- Не спится.

Ангел больничный за шторой Светит одеждой туманной. - Я за больной.

- За которой? - Я за детдомовской Анной.

БЕССОННИЦА

Мебель трескается по ночам. Где-то каплет из водопровода. От вседневного груза плечам В эту пору дается свобода, В эту пору даются вещам Бессловесные души людские, И слепые,

немые,

глухие Разбредаются по этажам. В эту пору часы городские Шлют секунды

туда

и сюда, И плетутся хромые,

кривые, Подымаются в лифте живые, Неживые

и полуживые, Ждут в потемках, где каплет вода, Вынимают из сумок стаканы И приплясывают, как цыганы, За дверями стоят, как беда, Сверла медленно вводят в затворы И сейчас оборвут провода. Но скорее - они кредиторы И пришли навсегда, навсегда, И счета принесли.

Невозможно Воду в ступе, не спавши, толочь, Невозможно заснуть, - так тревожна Для покоя нам данная ночь.

ТЕЛЕФОНЫ

Номера - имена телефонов Постигаются сразу, когда Каждой вести пугаешься, тронув Змеевидные их провода.

Десять букв алфавита без смысла, Десять цифр из реестра судьбы Сочетаются в странные числа И года громоздят на гробы.

Их щемящему ритму покорный, Начинаешь цвета различать, Может статься, зеленый и черный В-1-27-45.

И по номеру можно дознаться, Кто стоит на другой стороне, Если взять телефонные святцы И разгадку найти, как во сне,

И особенно позднею ночью, В час, когда по ошибке звонят, Можно челюсть увидеть воочию, Подбирая число наугад.

ИМЕНА

А ну-ка, Македонца или Пушкина Попробуйте назвать не Александром, А как-нибудь иначе!

Не пытайтесь.

Еще Петру Великому придумайте Другое имя!

Ничего не выйдет.

Встречался вам когда-нибудь юродивый, Которого не называли Гришей? Нет, не встречался, если не соврать.

И можно кожу заживо сорвать, Но имя к нам так крепко припечатано, Что силы нет переименовать, Хоть каждое затерто и захватано. У нас не зря про имя говорят: оно Ни дать ни взять родимое пятно.

Недавно изобретена машинка: Приставят к человеку, и - глядишь Ушная мочка, малая морщинка, Ухмылка, крылышко ноздри, горбинка,

Пищит, как бы комарик или мышь: - Иван!

- Семен!

- Василий!

Худо, братцы, Чужая кожа пристает к носам.

Есть многое на свете, друг Горацио, Что и не снилось нашим мудрецам.

ЛАЗУРНЫЙ ЛУЧ

Тогда я запер на замок двери своего

дома и ушел вместе с другими.

Г.Уэллс

Сам не знаю, что со мною: И последыш и пророк, Что ни сбудется с землею, Вижу вдоль и поперек.

Кто у мачехи-Европы Молока не воровал? Мотоциклы, как циклопы, Заглотали перевал,

Щелестящие машины Держат путь на океан, И горячий дух резины Дышит в пеших горожан.

Слесаря, портные, прачки По шоссе, как муравьи, Катят каторжные тачки, Волокут узлы свои.

Потеряла мать ребенка, Воздух ловит рыбьим ртом, А из рук торчит пеленка И бутылка с молоком.

Паралитик на коляске Боком валится в кювет, Бельма вылезли из маски, Никому и дела нет.

Спотыкается священник И бормочет:

- Умер бог, Голубки бумажных денег Вылетают из-под ног.

К пристани нельзя пробиться, И Европа пред собой Смотрит, как самоубийца, Не мигая, на прибой.

В океане по колена, Белый и большой, как бык, У причала роет пену, Накренясь, "трансатлантик".

А еще одно мгновенье И от Страшного суда, Как надежда на спасенье, Он отвалит навсегда.

По сто раз на дню, как брата, Распинали вы меня, Нет вам к прошлому возврата, Вам подземка не броня.

- Ууу-ла! Ууу-ла!

марсиане Воют на краю Земли, И лазурный луч в тумане Их треножники зажгли.

НОВОСЕЛЬЕ

Исполнены дилювиальной веры В извечный быт у счастья под крылом, Они переезжали из пещеры В свой новый дом.

Не странно ли? В квартире так недавно Царили кисть, линейка и алмаз, И с чистотою, нимфой богоравной, Бог пустоты здесь прятался от нас.

Но четверо нечленов профсоюза Атлант, Сизиф, Геракл и Одиссей Контейнеры, трещавшие от груза, Внесли, бахвалясь алчностью своей.

По-жречески приплясывая рьяно, С молитвенным заклятием "Наддай!" Втащили Попокатепетль дивана, Малиновый, как первозданный рай,