Стихи - [2]

А ВЫ МОГЛИ БЫ? Я сразу смазал карту будня, плеснувши краску из стакана; я показал на блюде студня косые скулы океана. На чешуе жестяной рыбы прочел я зовы новых губ. А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейте водосточных труб? 1913 Владимир Маяковский. Лирика. Москва, "Художественная Литература", 1967.

* * * Я знаю силу слов, я знаю слов набат. Они не те, которым рукоплещут ложи. От слов таких срываются гроба шагать четверкою своих дубовых ножек. Бывает, выбросят, не напечатав, не издав, но слово мчится, подтянув подпруги, звенит века, и подползают поезда лизать поэзии мозолистые руки. Я знаю силу слов. Глядится пустяком, опавшим лепестком под каблуками танца, но человек душой губами костяком . . . . . . . (неоконченное) Владимир Маяковский. Лирика. Москва, "Художественная Литература", 1967.

* * * I

Любит? не любит? Я руки ломаю и пальцы разбрасываю разломавши так рвут загадав и пускают по маю венчики встречных ромашек Пускай седины обнаруживает стиржка и бритье Пусть серебро годов вызванивает уймою надеюсь верую вовеки не придет ко мне позорное благоразумие

II

Уже второй должно быть ты легла А может быть и у тебя такое Я не спешу и молниями телеграмм мне незачем тебя будить и беспокоить

III

море уходит вспять море уходит спать Как говорят инцидент исперчен любовная лодка разбилась о быт С тобой мы в расчете И не к чему перечень взаимных болей бед и обид.

IV

Уже второй должно быть ты легла В ночи Млечпуть серебряной Окою Я не спешу и молниями телеграмм Мне незачем тебя будить и беспокоить как говорят инцидент исперчен любовная лодка разбилась о быт С тобой мы в расчете и не к чему перечень взаимных болей бед и обид Ты посмотри какая в мире тишь Ночь обложила небо звездной данью в такие вот часы встаешь и говоришь векам истори 1000 и и мирозданью

печатается без знаков препинания, как в записной книжке Маяковского Мысль, вооруженная рифмами. изд.2е. Поэтическая антология по истории русского стиха. Составитель В.Е.Холшевников. Ленинград, Изд-во Ленинградского университета, 1967.

НАТЕ! Через час отсюда в чистый переулок вытечет по человеку ваш обрюзгший жир, а я вам открыл столько стихов шкатулок, я - бесценных слов мот и транжир.

Вот вы, мужчина, у вас в усах капуста Где-то недокушанных, недоеденных щей; вот вы, женщина, на вас белила густо, вы смотрите устрицей из раковин вещей.

Все вы на бабочку поэтиного сердца взгромоздитесь, грязные, в калошах и без калош. Толпа озвереет, будет тереться, ощетинит ножки стоглавая вошь.

А если сегодня мне, грубому гунну, кривляться перед вами не захочется - и вот я захохочу и радостно плюну, плюну в лицо вам я - бесценных слов транжир и мот. 1913 Серебряный век русской поэзии. Москва, "Просвещение", 1993.

КО ВСЕМУ Нет. Это неправда. Нет! И ты? Любимая, за что, за что же?! Хорошо я ходил, я дарил цветы, я ж из ящика не выкрал серебряных ложек!

Белый, сшатался с пятого этажа. Ветер щеки ожег. Улица клубилась, визжа и ржа. Похотливо взлазил рожок на рожок.

Вознес над суетой столичной одури строгое древних икон чело. На теле твоем - как на смертном одре сердце дни кончило.

В грубом убийстве не пачкала рук ты. Ты уронила только: "В мягкой постели он, фрукты, вино на ладони ночного столика".

Любовь! Только в моем воспаленном мозгу была ты! Глупой комедии остановите ход! Смотрите срываю игрушки-латы я, величайший Дон-Кихот!

Помните: под ношей креста Христос секунду усталый стал. Толпа орала: "Марала! Мааарррааала!"

Правильно! Каждого, кто об отдыхе взмолится, оплюй в его весеннем дне! Армии подвижников, обреченных добровольцам от человека пощады нет!

Довольно!

Теперь клянусь моей языческой силою!дайте любую красивую, юную,души не растрачу, изнасилую и в сердце насмешку плюну ей!

Око за око!

Севы мести и в тысячу крат жни! В каждое ухо ввой: вся земля каторжник с наполовину выбритой солнцем головой!

Око за око!

Убьете, похороните выроюсь! Об камень обточатся зубов ножи еще! Собакой забьюсь под нары казарм! Буду, бешенный, вгрызаться в ножища, пахнущие потом и базаром.

Ночью вскочите! Я звал! Белым быком возрос над землей: Муууу! В ярмо замучена шея-язва, над язвой смерчи мух.

Лосем обернусь, в провода впутаю голову ветвистую с налитыми кровью глазами. Да! Затравленным зверем над миром выстою.

Не уйти человеку! Молитва у рта,лег на плиты просящ и грязен он. Я возьму намалюю на царские врата на божьем лике Разина.

Солнце! Лучей не кинь! Сохните, реки, жажду утолить не дав ему,чтоб тысячами рождались мои ученики трубить с площадей анафему!

И когда, наконец, на веков верхи став, последний выйдет день им,в черных душах убийц и анархистов зажгусь кровавым видением!

Светает. Все шире разверзается неба рот. Ночь пьет за глотком глоток он. От окон зарево. От окон жар течет. От окон густое солнце льется на спящий город.

Святая месть моя! Опять над уличной пылью ступенями строк ввысь поведи! До края полное сердце вылью в исповеди!

Грядущие люди! Кто вы? Вот - я, весь боль и ушиб. Вам завещаю я сад фруктовый моей великой души. 1916 Владимир Маяковский. Лирика. Москва, "Художественная Литература", 1967.