Стихи - [13]

спровоцировать войной,наш ответ: нет! А если

даже в мордобойном вопросе руку протянут

на конференцию, мол, просим, всегда ответ:

да! Если

держава

та или другая ультиматумами пугает,наш ответ: нет! А если,

не пугая ультимативным видом, просят:

- Заплатим друг другу по обидам,всегда ответ:

да! Если

концессией

или чем прочим хотят

на шею насесть рабочим,наш ответ: нет! А если

взаимно,

вскрыв мошну тугую, предлагают:

- Давайте

честно поторгуем!всегда ответ:

да! Если

хочется

сунуть рыло им в то,

кого судим,

кого милуем,наш ответ: нет! Если

просто

попросят

одолжения ради простите такого-то

дурак-дядя,всегда ответ:

да! Керзон,

Пуанкаре,

и еще кто там?! Каждый из вас

пусть не поленится и, прежде

чем испускать зряшние ноты, прочтет

мое стихотвореньице. 1923 Владимир Маяковский. Навек любовью ранен. Москва: Эксмо-Пресс, 1998.

КРЫМ Хожу,

гляжу в окно ли я цветы

да небо синее, то в нос тебе магнолия, то в глаз тебе

глициния. На молоко

сменил

чаи в сиянье

лунных чар. И днем

и ночью

на Чаир вода

бежит, рыча. Под страшной

стражей

волн-борцов глубины вод гноят повыброшенных

из дворцов тритонов и наяд. А во дворцах

другая жизнь: насытясь

водной блажью, иди, рабочий,

и ложись в кровать великокняжью. Пылают горы-горны, и море синеблузится. Людей

ремонт ускоренный в огромной

крымской кузнице. 1927 Владимир Маяковский. Навек любовью ранен. Москва: Эксмо-Пресс, 1998.

КАЗАНЬ Стара,

коса стоит

Казань. Шумит

бурун: "Шурум...

бурум..." По-родному

тараторя, снегом

лужи

намарав, у d79 подворья

в коридоре люди

смотрят номера. Кашляя

в рукава, входит

робковат, глаза таращит. Приветствую товарища.

Я в языках

не очень натаскан что норвежским,

что шведским мажь. Входит татарин:

"Я

на татарском вам прочитаю

"Левый марш". Входит второй.

Косой в скуле. И говорит,

в карманах порыскав: "Я мариец. Твой

"Левый" дай тебе

прочту по-марийски". Эти вышли.

Шедших этих в низкой

двери

встретил третий. "Марш

ваш наш марш. Я

чуваш, послушай,

уважь. Марш

вашинский так по-чувашски..."

Как будто

годы

взял за чуб я - Станьте

и не пылите-ка!рукою

своею собственной

щупаю бестелое слово

"политика". Народы,

жившие,

въямясь в нужду, притершись

Уралу ко льду, ворвались в дверь,

идя

на штурм, на камень,

на крепость культур. Крива,

коса стоит Казань. Шумит

бурун: "Шурум...

бурум..." 1928 Владимир Маяковский. Навек любовью ранен. Москва: Эксмо-Пресс, 1998.

ПИСЬМО ТАТЬЯНЕ ЯКОВЛЕВОЙ В поцелуе рук ли,

губ ли, в дрожи тела

близких мне красный

цвет

моих республик тоже

должен

пламенеть. Я не люблю

парижскую любовь: любую самочку

шелками разукрасьте, потягиваясь, задремлю,

сказав

тубо собакам

озверевшей страсти. Ты одна мне

ростом вровень, стань же рядом

с бровью брови, дай про этот

важный вечер рассказать

по-человечьи. Пять часов,

и с этих пор стих

людей

дремучий бор, вымер

город заселенный, слышу лишь

свисточный спор поездов до Барселоны. В черном небе

молний поступь, гром

ругней

в небесной драме,не гроза,

а это

просто ревность двигает горами. Глупых слов

не верь сырью, не путайся

этой тряски,я взнуздаю,

я смирю чувства

отпрысков дворянских. Страсти корь

сойдет коростой, но радость

неиссыхаемая, буду долго,

буду просто разговаривать стихами я. Ревность,

жены,

слезы...

ну их! вспухнут веки,

впору Вию. Я не сам,

а я

ревную за Советскую Россию. Видел

на плечах заплаты, их чахотка

лижет вздохом. Что же,

мы не виноваты ста мильонам

было плохо. Мы теперь

к таким нежны спортом

выпрямишь не многих,вы и нам

в Москве нужны не хватает

длинноногих. Не тебе,

в снега

и в тиф шедшей

этими ногами, здесь

на ласки

выдать их в ужины

с нефтяниками. Ты не думай,

щурясь просто из-под выпрямленных дуг. Иди сюда,

иди на перекресток моих больших

и неуклюжих рук. Не хочешь?

Оставайся и зимуй, и это

оскорбление

на общий счет нанижем. Я все равно

тебя

когда-нибудь возьму одну

или вдвоем с Парижем. 1928 Владимир Маяковский. Навек любовью ранен. Москва: Эксмо-Пресс, 1998.