Стихи из книги «На чреслах вазы» - [2]

Сандалии свои и платье сбросив живо,

Березу гибкую обняв одной рукой,

Склонилась у воды — любуется собой.

Поток ее волос весь на бок стёк в движенье.

С улыбкою она глядит на отраженье:

И линия руки ей нравится, и стан,

И гладкость бедер, грудь, где не найти изъян…

Благопристойность тут в ней все ж заговорила —

Невинность юную ладошкой вмиг прикрыла.

Но крик от леса вдруг послышался и зов,

И вся дрожит, как лань от лая псов —

Так четко отражен в воде весь ужас мира —

Рога влюбленного давно в нее сатира.

Горлица Амимоны

Взяв в руки горлицу свою, так

Спешит ее прижать к себе, так умиленно,

Так радуясь: во всем послушна птица ей,

Воркует весело меж молодых грудей.

Однако клюв свиреп, когда клюет проворно

На край девичьих губ положенные зерна.

Все ж, в белоснежный пух щекой склонясь, она

Играет с птицею, все более .

Ласкает перьями свое лицо, мечтая,

Проводит по плечу, в улыбке расцветая,

Краснея каждый раз при мысли, что нежней

Еще его плечо, когда он рядом с ней.

Мназил

Среди прибрежных скал пасется козье стадо,

Такое тощее, что дикой мяте радо.

Морской простор вокруг расплавлен, как металл.

Пошатываясь, вдруг козел блудливый встал

И на козу залез — у той все кости видно,

Но тешит похоть он средь бела дня бесстыдно.

А юноша , прекрасный, как цветок,

Надевший на себя из ирисов венок,

Невинней девушки, как в ссылке ,

Глазами лани он все видит, пораженный,

И вниз рука скользит в истоме обнаженной.

Дом утром

Смеется утром дом у моря, веселится,

На крыше играет черепица,

Трепещет кисея туманная за ним,

И солнце жемчугом искрит сквозь легкий дым.

И видно с грозных скал: пространство все до низа

С младенцем Лидия выходит на порог,

Где, ластясь, виноград увить всю стену смог,

Серьезная, она глядит с улыбкой нежной,

Подставив ветру пук своих волос небрежный.

С небесной лестницы сбегает юный день,

В короне из цветов, растапливая тень.

И море к встрече с ним становится лучистым,

Весь закрыв сияньем серебристым…

Но дети вырвались, уже на пляж бегут:

Все раковины там их, полуголых, ждут.

Напрасно Лидия ворчит на них: дробится

Хрустальный детский смех и счастьем брызжут лица…

Смеется утром дом у моря, веселится.

Мудрость

Старик , смысл всех тайн постигший сам,

Всю мудрость, за сто лет подобным став богам,

Он с -пастухом сидит на мхе и слышит,

Беседуя, как ночь теплом и лаской дышит,

И на пустой залив глядит, где над водой

Созвездия, толпясь, восходят чередой…

, добр, кудряв, при ярком свете лунном

Темнеет прядь на лбу — и мраморном, и юном;

Бежит он шумных игр, нескромных слишком слов,

И старцу он милей всех прочих пастухов.

Лишь для него он дал по бороде волнистой,

Как маслу, знаньям течь, почуяв чистый.

Он о плодах, цветах, о ядах речь ведет,

О том, как встроен в год времен круговорот.

В любой материи одной души частица

Ему видна, как свет, в котором жизнь родится.

Так воды темные, встречаясь с новым днем,

Неспешно ширятся, сливаясь вдруг с огнем.

жадно слушает, он весь горит, пылает:

Познать он должен все, и меньше не желает,

Вселенский уловить порядок и понять,

Чтоб в вечность лестницу хрустальную поднять,

Сквозь протянув ее, считать ступени,

Мгновенье созерцать, слепящее сквозь тени.

И под вуалью звезд бесчисленных суметь

Увидеть лик того, чей взгляд дарует смерть.

весь дрожит, и мысль, как сильный хмель в нем бродит,

Глаза его блестят, и голос вдруг подводит…

Но положив на губы, как печать,

юноше не хочет отвечать.

побледнел: он был так дерзок непристойно,

Что должен приговор любой принять достойно,

Которым будет его обличена…

И вечно падать вниз, где вечна тишина!