Стихи из книги "Гроза" - [2]

И как-нибудь легким маем

Я вслед за тобой уйду.

Неправда! Я просто трусишка,

Который от скуки мечтает.

И жизнь свою я кончу

Госслужащим где-нибудь здесь.

Но только мне очень грустно

Осенними вечерами,

Но только мне очень жутко

От этой густой тишины…

Мой милый, а может, все-таки

Ты где-нибудь проживаешь?

Быть может, я вру,

Быть может,

Я тоже могу уйти?..

Зайди же, я тебя встречу

Улыбкой и рукопожатьем,

И мы с тобою сядем

У стекол, глядящих в ночь.

Из ящика со стихами

Я вытащу осторожно

Бутылку, наверно, рома,

А может быть, коньяку.

27 ноября 1934

* * *

Я, наверно, родился поздно

Или рано.

Мне — не понять.

Эти слишком домашние звезды

Не тревожат меня, не манят.

Не разбить им и не нарушить

Надоевшей своей синевой,

Устоявшийся на равнодушии,

Утомительный мой покой.

Отмахнусь.

На простор. На улицу.

Что же делать —

Гостить так гостить.

Надо быть молодцом,

Не сутулиться,

Не печалиться, не грустить.

Шутки, что ли? Ну что же, вроде них.

Только кто мне расскажет про то,

Как мне быть без друзей и родины

Перед этою пустотой?

Губы дрогнут. Но, крепко сжавши их,

Я нагнуся, шагну, засвищу.

От тоски, от обиды, от ржавчины

Чуть-чуть голову опущу.

И пойду, чтоб вдыхать этот воздух,

Чтоб метаться и тосковать.

Я, наверно, родился поздно

Или рано. Мне не понять.

1935

* * *

У земли весенняя обнова,

только мне идти по ноябрю.

Кто меня полюбит горевого,

я тому туманы подарю.

Я тому отдам чужие страны

и в морях далеких корабли,

я тому скажу, шальной и странный,

то, что никому не говорил.

Я тому отдам мои тревоги,

легкие неясные мечты,

дальние зовущие дороги,

грустные апрельские цветы…

1935

* * *

Быть может, мы с тобой грубы.

Быть может, это детский пыл…

Я понимал — нельзя забыть,

И, видишь, все-таки забыл.

Но слов презрительных чуть-чуть,

Но зло закушенной губы,

Как ни твердил себе — «забудь!»,

Как видишь, я не смог забыть.

22 октября 1935

* * *

И немножко жутко,

И немножко странно,

Что казалось шуткой,

Оказалось раной.

Что казалось раной,

Оказалось шуткой…

И немножко странно,

И немножко жутко.

1935

ЧУБАРИКИ-ЧУБЧИКИ

Подымем по чарочке,

Улыбнемся весело

(«Весело ли, милый мой,

Взаправду ли весел?»).

Не надо, не спрашивай,

Монах ли,

Повеса ли,

В кровати умру

Или меня повесят.

Чубарики-чубчики,

Дальняя дорога,

Песенка по лесенке

До порога.

За порогом звонкая

Полночь-темь.

Улыбнешься тонко —

«Полноте!».

Ветер ходит долами,

Наливай!

Что же мне, веселому,

Горевать…

Только полночь в инее,

Окно раскрой…

Только листья падают, кружа.

Если я умру этой синей порой,

Ты меня

пойдешь провожать?

10 ноября 1935

* * *

Капитан непостроенных бригов,

атаман несозданных вольниц,

это я говорю — довольно!

Без истерик. Подпишем приговор.

Ваша сила! О чем тут спорить.

Без истерик! Без ставок на удаль.

Я не Ксеркс, я не выпорю море

и стрелять без толку не буду.

Представитель другого племени,

злыми днями в бездельники меченный,

я умею от поры до времени

расправлять по-мужскому плечи.

1936

* * *

Ты снова, комнатка моя,

Плывешь сквозь захмелевший вечер.

И снова шорохи таят

Надежду о далекой встрече…

О, как намного выше нас

Надежды наши и мечтанья!

И так приходит тишина,

Огромная до пониманья.

И как я ей безумно рад

И глубину ее приемлю,

Они прекрасней во сто крат —

Глаза, увидевшие землю!

И комната моя плывет

Сквозь захмелевший далью вечер,

Сквозь голубой февральский лед

До дорогой далекой встречи.

18—19 февраля 1936

* * *

Листок, покрытый рябью строк,

Искусство, тронутое болью,

Любовь, тоска, надежда, рок,

Единственность моих мазков,

Тревожное раздолье.

А вечер был огромно чист,

И, пошлости не замечая,

Земля цвела под птичий свист.

Еловый запах — запах мая.

Листок, покрытый рябью строк,

Слова, где дым, любовь и рок.

1936

* * *

Как Парис в старину,

ухожу за своею Еленой…

Осень бродит по скверам,

                          по надеждам моим,

                                     по пескам…

На четыре простора,

             на четыре размаха

                                вселенная!

За четыре шага от меня

неотступная бродит тоска.

Так стою, невысокий,

посредине огромной арены,

как платок, от волненья

смяв подступившую жуть…

Вечер.

        Холодно.

Ухожу за своею Еленой.

Как Парис в старину,

за своею бедой ухожу…

Ноябрь 1936

* * *

Снова осень проходит скверами,

Клены старые золотя,

Снова мне, ни во что не веруя,

По чужим проходить путям.

Снова мне, закусивши губы,

Без надежды чего-то ждать,

Притворяться веселым и грубым,

Плакать, биться и тосковать.

И опять, устав от тревоги,

Улыбаясь покорно: «Пусть»,

Принимать за свое дороги,

Тишь, туманы, тоску и грусть.

И опять, затворяя двери,

Понимая, что это ложь,

Хоть немножко,

Хоть капельку верить

В то, что где-нибудь ты живешь.

16 сентября 1936

ПОГОВОРИМ О СЧАСТЬЕ

Поговорим о счастье. Вечер.

Стихи. Окурки. Абажур.

Зеленый свет.

Не им ли мечен,

В тоску, как в комнату, вхожу.

Не им ли выдумана птица

Та, синяя,

И дым, и лед.

(…По переулку у Мясницкой

                    Простая девушка идет.

                    Идет и думает, наверно,

                    О культработе и стихах.)

Не он ли вел меня в таверны,

Морским прибоем настигал?

И, заслонив твои ресницы,

Звеня придуманным крылом,

Летела синим светом птица

Сквозь жизнь и сердце — напролом…

(…Ноябрь. Вечер. Первый лед.

                    По переулку у Мясницкой

                    Простая девушка идет.)