Стихи духовные - [9]
* * *
В качестве инструментов описания народной веры Г. Федотов использует огненные разделы христианского богословия (христологию, космологию, антропологию, экклесиологию, эсхатологию и др). Он «опускает» их в толщу исследуемых текстов как своеобразные магнитные стержни, и вокруг них, образуя затейливые узоры, выстраиваются понятия и представления народного религиозного мировоззрения. А с этими понятиями Г. Федотов работает как филолог, даже как лингвист: он устанавливает для существенных концептов все их наименования и смысловые, или семантические, поля, обнаруживая регулярные семантические связи слов, прослеживая поведение слова или выражения в тексте, и на этом основании делая заключение уже не лингвистического, а богословского характера. Так, начиная главу «Небесные силы», Г. Федотов пишет: «Необходимо отнестись внимательно ко всем оттенкам богословия народа, чтобы найти ключ к его религиозной душе. И прежде всего мы спрашиваем, как сам народ определяет содержание своей веры, как именует он высшие силы, которым поклоняется»>{30}. Далее Г. Федотов приводит все определения к слову «вера»: христианская, православная, крещеная и антонимичные им: латинская, жидовская, бусурманская и т.д. Переходя от общего понятия веры к народному пониманию основного догмата христианства - Пресвятой Троицы, Г. Федотов рассматривает употребление слова Троица в некотором языковом стереотипе - формуле: Христос, царь небесный, Мать пресвятая Богородица, Троица неразделимая, существующей в нескольких вариантах. Анализ этой формулы дал возможность Г. Федотову утверждать, что «за троичным именем скрывается скорее основная религиозная двоица - мужского и женского божественных начал - Христа и Богородицы»>{31}. Можно добавить, что в духовных стихах часто встречается другой ассоциативный комплекс - формула, построенная подобным образом: Христос или Михаил Архангел восходит на небеса «со ангелами, со архангелами, херувимами и серафимами, со всей со небесною силой», где словосочетание «небесная сила» занимает место, аналогичное месту Троицы в первом стереотипе, являясь общим названием для ранее перечисленного. При этом, как и в формуле с Троицей, один из ее членов может опускаться.
Г. Федотов рассматривает наборы эпитетов, метафорических обозначений, синонимов и антонимов, названия типичных действий, функций и типичных локусов, используемых при описании Христа, Богородицы, матери - сырой земли. В сущности, в книге дается семантическое описание слов, обозначающих стержневые элементы культуры, т.е. их концептуальный анализ. Такое описание вполне могло бы стать самоцелью. Его логическим завершением является словарь-тезаурус языка духовного стиха, где для каждого заглавного слова указаны все существенные для него семантические связи с другими словами того же языка. Такой словарь в настоящее время разрабатывается. Слово в нем описывается посредством отсылок к другим единицам того же языка. Так, заголовочное слово «Ад», например, описывается через синонимы (адовое место, геенна огненная, пропасть неисповедимая, тьма вечная), антонимы (рай, небо), указание на составные части и содержимое (огненная река, смола кипящая, червь неусыпающий), на субъектов и объектов ада (дьявол, беси, грешники), на локализацию ада (запад, под землею, под морем, за горами) и на действия, которые в аду производятся (сидеть, гореть, мучиться) и т.д.
Для Г. Федотова проводимый им семантический анализ служит лишь средством проникновения в основные механизмы народного мировидения. При этом описание смыслового поля слова сопряжено с анализом его внутренней формы. Так, говоря о типичном локусе Богородицы - церковном престоле, Г. Федотов обращается ко внутренней форме слова «престол»>{32}. Особенно ценно наблюдение, что перевод греческого βάπτίζω как «крещу» привело к сближению смыслов слов «крест» и «крещение», почему и вера называется «крещеной», и само крещение связывается в народном представлении с крестной смертью, а стало быть, с искуплением, и становится центральным событием>{33}.
Лингвистический способ анализа у Г. Федотова неслучаен. Написанная им в 1938 г. статья «Славянский или русский язык в богослужении»>{34} обнаруживает тонкое понимание различий между этими языками, незаурядное лингвистическое чутье. Принципы такого лингвистического подхода роднят Г. Федотова с другими представителями русской культурологии первой трети двадцатого века. Вот как, например, Л.П. Карсавин описывает смысловые различия между словами «религиозный» и «верующий»: «Называя человека религиозным, мы подчеркиваем не то, во что он верит, а то, что он верит или то, как он верит и выделяем таким образом субъективную сторону». В прилагательном «„верующий” ... «внимание наше сосредоточивается не на том, что человек верит, а во что он верит», поскольку вера объективна; это, по определению Л.П. Карсавина, «совокупность догм, принимаемых верующими за истину», в то время как религиозность - это еще и «особое душевное состояние». Л.П. Карсавин использует прием диагностических выражений, один из самых распространенных в современной семантике приемов, например: «можно сказать: в чем моя вера, но нельзя - в чем моя религиозность»
