Стихи - [2]

Дурной сон

Мне кажется, что я не покидал России,

И что не может быть в России перемен.

И голуби в ней есть. И мудрые есть змии.

И множество волков. И ряд тюремных стен.

Грязь "Ревизора" в ней.

Весь гоголевский ужас.

И Глеб Успенский жив.

И всюду жив Щедрин.

Порой сверкнет пожар, внезапно обнаружась,

И снова пал к земле земли убогий сын.

Там за окном стоят.

Подайте. Погорели.

У вас нежданный гость.

То – голубой мундир.

Учтивый человек.

Любезный в самом деле.

Из ваших дневников себе устроил пир.

И на сто верст идут неправда, тяжба, споры,

На тысячу – пошла обида и беда.

Жужжат напрасные, как мухи. разговоры.

И кровь течет не в счет.

И слезы – как вода.

Минута

Хороша эта женщина в майском закате,

Шелковистые пряди волос в ветерке,

И горенье желанья в цветах, в аромате,

И далекая песня гребца на реке.

Хороша эта дикая вольная воля;

Протянулась рука, прикоснулась рука,

И сковала двоих – на мгновенье, не боле,

Та минута любви, что продлится века.

Я не знаю мудрости…

Я не знаю мудрости годной для других,

Только мимолетности я влагаю в стих.

В каждой мимолетности вижу я миры,

Полные изменчивой радужной игры.

Не кляните, мудрые. Что вам до меня?

Я ведь только облачко, полное огня.

Я ведь только облачко. Видите: плыву.

И зову мечтателей… Вас я не зову!

Нет дня, чтоб я не думал о тебе…

Нет дня, чтоб я не думал о тебе,

Нет часа, чтоб тебя я не желал.

Проклятие невидящей судьбе,

Мудрец сказал, что мир постыдно мал.

Постыдно мал и тесен для мечты,

И все же ты далеко от меня.

О, боль моя! Желанна мне лишь ты,

Я жажду новой боли и огня!

Люблю тебя капризною мечтой,

Люблю тебя всей силою души,

Люблю тебя всей кровью молодой,

Люблю тебя, люблю тебя, спеши!

Мой друг, есть радость и любовь…

Мой друг, есть радость и любовь,

Есть все, что будет вновь и вновь,

Хотя в других сердцах, не в наших.

Но, милый брат, и я и ты

Мы только грезы Красоты,

Мы только капли в вечных чашах

Неотцветающих цветов,

Непогибающих садов.

Долины сна

Пойду в долины сна,

Там вкось ростут цветы,

Там падает Луна

С бездонной высоты.

Вкось падает она,

И все не упадет.

В глухих долинах сна

Густой дурман цветет.

И странная струна

Играет без смычков.

Мой ум – в долинах сна,

Средь волн без берегов.

Фантазия

Как живые изваянья, в искрах лунного сиянья,

Чуть трепещут очертанья сосен, елей и берез;

Вещий лес спокойно дремлет, яркий блеск луны приемлет

И роптанью ветра внемлет, весь исполнен тайных грез.

Слыша тихий стон метели, шепчут сосны, шепчут ели,

В мягкой бархатной постели им отрадно почивать,

Ни о чем не вспоминая, ничего не проклиная,

Ветви стройные склоняя, звукам полночи внимать.

Чьи-то вздохи, чье-то пенье, чье-то скорбное моленье,

И тоска, и упоенье,- точно искрится звезда,

Точно светлый дождь струится,- и деревьям что-то мнится

То, что людям не приснится, никому и никогда.

Это мчатся духи ночи, это искрятся их очи,

В час глубокой полуночи мчатся духи через лес.

Что их мучит, что тревожит? Что, как червь, их тайно гложет?

Отчего их рой не может петь отрадный гимн небес?

Всё сильней звучит их пенье, всё слышнее в нем томленье,

Неустанного стремленья неизменная печаль,

Точно их томит тревога, жажда веры, жажда бога,

Точно мук у них так много, точно им чего-то жаль.

А луна всё льет сиянье, и без муки, без страданья

Чуть трепещут очертанья вещих сказочных стволов;

Все они так сладко дремлют, безучастно стонам внемлют

И с спокойствием приемлют чары ясных, светлых снов.

Уходит светлый май

Уходит светлый май. Мой небосклон темнеет.

Пять быстрых лет пройдет,- мне минет тридцать лет.

Замолкнут соловьи, и холодом повеет,

И ясных вешних дней навек угаснет свет.

И в свой черед придут дни, полные скитаний,

Дни, полные тоски, сомнений и борьбы,

Когда заноет грудь под тяжестью страданий,

Когда познаю гнет властительной судьбы.

И что мне жизнь сулит? К какой отраде манит?

Быть может, даст любовь и счастье?

О нет! Она во всем солжет, она во всем обманет,

И поведет меня путем тернистых бед.

И тем путем идя, быть может, падать стану,

Утрачу всех друзей, моей душе родных,

И,- что всего страшней,- быть может, перестану

Я верить в честь свою и в правду слов своих.

Пусть так. Но я пойду вперед без колебанья

И в знойный день, и в ночь, и в холод, и в грозу:

Хочу я усладить хоть чье-нибудь страданье,

Хочу я отереть хотя одну слезу!

Камыши

Полночной порою в болотной глуши

Чуть слышно, бесшумно, шуршат камыши.

О чем они шепчут? О чем говорят?

Зачем огоньки между ними горят?

Мелькают, мигают – и снова их нет.

И снова забрезжил блуждающий свет.

Полночной порой камыши шелестят.

В них жабы гнездятся, в них змеи свистят.

В болоте дрожит умирающий лик.

То месяц багровый печально поник.

И тиной запахло. И сырость ползет.

Трясина заманит, сожмет, засосет.

"Кого? Для чего? – камыши говорят,

Зачем огоньки между нами горят?"

Но месяц печальный безмолвно поник.

Не знает. Склоняет все ниже свой лик.

И, вздох повторяя погибшей души,

Тоскливо, бесшумно, шуршат камыши.

Челн томленья

Вечер. Взморье. Вздохи ветра.

Величавый возглас волн.

Близко буря. В берег бьется

Чуждый чарам черный челн.

Чуждый чистым чарам счастья,

Челн томленья, челн тревог,

Бросил берег, бьется с бурей,

Ищет светлых снов чертог.

Мчится взморьем, мчится морем,

Отдаваясь воле волн.