За этими ажурными «ставнями» или, лучше сказать, «воротами» находились сами жилища. Конан не мог разглядеть, имелась ли там какая-то мебель, но подозревал, что она тоже из камня. Одежда на магминах была кожаная, из выделанных шкурок каких-то существ, которые также обитали под землей. Про себя Конан надеялся, что это не крысы.
– Крысы? – переспросил Гирадо, и тут киммериец понял, что последнюю мысль высказал вслух. Он шепотом выругался: нельзя слишком погружаться в самопознание, иначе это выльется в процесс познания твоих мыслей посторонними – что, в свою очередь, плохо скажется на карме. Потому что если посторонние узнают что-либо лишнее, Конану придется отправить их в мир иной. А это плохо скажется на карме… И вообще, слишком много вещей плохо сказываются на карме!
Конан плюнул себе под ноги, решив больше даже в шутку никогда не думать в подобных выражениях.
Киммериец не верил ни в какую карму. Человек рождается на земле и живет один раз. И если он достойно прожил и (что еще более важно) достойно умер, то свирепый бог Кром весело примет его в своих гостеприимных холодных чертогах, где идет богатырский пир. Вот и все. Вот и все.
– Какие крысы? – настойчиво повторил Гирадо, дернув Конана за рукав. Почему ты говоришь о крысах?
– Я не говорю о крысах, – сказал Конан хмуро. – Мне просто интересно, из чьих шкурок они шьют себе одежду.
– Есть такие существа – подземные копатели, – сказал магмин. – Мы никогда не причиняем им вред. Мы не причиняем вреда живым существам…
– Шьете из дохлых? – поинтересовался Конан вежливо.
– О, да! – охотно подтвердил магмин. – Когда мы находим умершего копателя, мы совершаем над ним погребальный ритуал, надеясь улучшить его и свою карму.
(Конан отчетливо скрипнул зубами).
– А затем мы снимаем с него его кожаную одежду, которая больше ему не нужна, и относим ее нашим дубильщикам. Тело же предаем тлению.
– В смысле?
– Обливаем его горячей водой, чтобы ускорить процессы разложения, а когда оно окончательно сливается с землей, которая его породила… – пустился в объяснения магмин.
Конан страшно сморщился в приступе брезгливости. Его красивое, хотя и грубоватое лицо превратилось на миг в отвратительную маску.
Гирадо поспешил перевести разговор на другую тему:
– Как ты думаешь, почтенный, хорошо ли отнесутся ваши старейшины к нашей просьбе?
– То, что вы хотите забрать, не принадлежит нам, – бесстрастно сказал магмин. – То, что вы хотите забрать, может ухудшить нашу карму. Думаю, старейшины отнесутся к вашей просьбе благосклонно.
Так и случилось. Большой зал совета, куда магмин доставил пришельцев, представлял собой еще одну просторную подземную пещеру с небольшим озером посередине.
Но здесь не было ни каменного лотоса, ни ледяной статуи. Одна стена пещеры была полностью изрезана все теми же причудливыми узорами. На сей раз, они представляли собой переплетающиеся листья, длинные и узкие. Конан никогда не видел растения с такими листьями, однако подозревал, что подобные росли некогда в Лемурии.
Среди этих каменных листьев восседали магмины. Их было великое множество. Повсюду к узорным решеткам приникали их сморщенные, коричневые личики, отовсюду свешивались разлохмаченные бороды и длинные, тонкие серые пряди нечесаных волос. Конан и Гирадо остановились на берегу озера, оглядываясь по сторонам. Они так и не поняли, являются ли все собравшиеся здесь магмины старейшинами или же решение принимают лишь немногие, а большинство – только зрители.
Подземный город не слишком нравился Конану. Здесь было тесно – не развернуться, не взмахнуть мечом. И темно – отовсюду мог напасть невидимый враг. Да и вообще, киммериец любил яркий свет, открытое пространство, свежий воздух. В его жизни нередко выпадали моменты, когда он был лишен всего этого, и Конан всегда неудержимо стремился к свободе, к простору.
А вот Гирадо, кажется, был потрясен представшей ему картиной. Как истинный сын Стигии – то, что Конан не без презрения именовал «цивилизованным человеком», – он чрезвычайно высоко ценил произведения искусства. Резьба по камню, в которой магмины достигли такого совершенства, принадлежала, несомненно, к числу тех искусств, что завораживали ценителя.
– Итак, – зазвучал голос, тысячекратно усиленный эхом, – перед нами два чужака. Говорите!
Гирадо не сразу понял, что обращаются к ним. Выждав немного – не желают ли заговорить магмины, – он выступил вперед и начал:
– Мага из Стигии, Мутэмэнет, отдала вам на сохранение огненный талисман. Мы пришли за ним.
– По поручению маги? – спросил гулкий голос.
– Нет. Мы – ее враги.
Гирадо отвечал определенно, без околичностей, поскольку успел немного изучить магминов по разговору с их провожатым. Здесь не требовалось лукавить, прибегая к пышным витиеватым оборотам речи. У магминов были союзники и соперники. Точнее, магмины воображали, что имели таковых. На самом деле почти никто на земной поверхности не имел об этом маленьком вымирающем народце никакого представления.
– Хорошо. Мага не понравилась народу магминов, – произнес голос с удовлетворением. – Ее поручение охранять огненный талисман было принято нашим народом только потому, что мы боялись отказом ухудшить нашу карму. Но если мы отдадим талисман пришельцам, то мы, несомненно, еще больше улучшим нашу карму. Вы можете забрать его.
