Стигал - [9]

– Хорошо. Поздравляем. Пишите заявление на жилье, теперь как семейный… Даты поставьте.

Как раз в это время в объединении сдавали новый дом, но в списке моей фамилии не оказалось. Я возмутился, а мне в ответ:

– Что вы хотите? Вы только что женились, и детей у вас нет, и заявление только что подали. Ждите пока построим новый дом.

В те годы дома строились, если даже строились, не как сейчас, а чуть ли не десятилетиями. Я считал это несправедливым и подал жалобу на контору в суд: дело проиграл. Сегодня не хочется писать, что все было оттого, что много выступал, или оттого, что был чеченцем. Нет! Потому что сегодня, когда в руководстве «Грознефти», входящей в «Роснефть», да и не только «Грознефти» – одни чеченцы, ситуация, отнюдь, не улучшилась… А тогда я и сам знал, и мне подсказали, что в «Грознефти» у меня более роста не будет, а могут и вовсе уволить или сократить. Кое-какие сбережения у меня уже были, и я тогда подумал – надо в родном ауле дом построить, хотя бы по выходным и в отпуске буду там жить. Но жена об этом и слышать не пожелала, она советовала вступить в кооператив на постройку жилья. А об этом я слышать не желал. Я знал, что за мой добросовестный труд мне должны дать в объединении жилье, ведь другим, даже тем, кто гораздо позже меня устроился на работу, квартиры дали. Поэтому я искал справедливости, а мне вдруг, как молодому коммунисту и специалисту, предложили поехать осваивать новые месторождения нефти огромной страны – там и зарплата побольше и желанные квадратные метры сразу дают.

Мне на выбор дали три направления – Западная Сибирь (Нижневартовск), Сахалин и Туркмения. Сахалин – очень далеко – сразу же отпал. Я выбирал между Западной Сибирью и Туркменией, а жена сказал: давай возьмем отпуск, полетим, посмотрим на месте. Как мне теперь кажется, я тогда дважды прогадал. Во-первых, потому, что уехал, очень плохо сделал. А во-вторых, потому, что выбрал Туркмению. А выбрал Туркмению по двум причинам. Наш вояж был в начале весны. В Нижневартовске погода – просто ужас: днем – плюс пять, ночью – минус двадцать, и такой ветер… Сам городок – просто поселение, даже аэропорт какой-то сарай, и порядочной гостиницы нет, и питание весьма сомнительное. В общем, не раздумывая, отправились в Ашхабад, а там по весне вся пустыня тюльпанами цветет, просто сказочный ковер с самолета виден. И предложили мне сразу же квартиру, правда, в Красноводске. Поехали мы туда через цветущую пустыню. Там уже жарко, зато море есть, икра черная, должность – начальник смены. А вот зарплата не намного больше, чем в Грозном, но я ведь получил ключи от квартиры. Она еще пока даже не собственность – по договору я десять лет отработать должен, но это жилье, это первое в жизни мое жилье, а я ведь уже не молод. Правда, в этой небольшой двухкомнатной квартире уже стояла несносная жара, хотя лишь апрель в середине, и я пребывал в сомнениях: меня зарплата и эта жара никак не устраивали, но жена, смущаясь, сообщила – ребенка ждем. Как без жилья?

25 декабря, утро

Опять проспал завтрак. Это хорошо, что сон теперь крепкий, значит, вроде бы спокоен. Хорошо и то, что голоден, аппетит есть. А плохо то, что кормят плохо. От этих полуфабрикатов… А еще из хорошего – много сообщений на мобильном. Меня вспоминают: от дочери аж три послания. Они вроде сухие – «Дада, как ты? Почему не отвечаешь?», да сколько в них ныне для меня желанного. А вот послание от Маккхала – оно и хорошее, и плохое. Он говорит, что уже в прокате заказали мне фрак для концерта дочери. Какой фрак, какой концерт? Эти здоровые люди не понимают проблемы больных, тем более таких ущербных, как я. Все эти концерты я с некоторых пор ненавижу… Все из-за дочери. А если теперь, ради дочери на концерт пойду, то от моего вида и запаха вся эта солидная европейская публика разбежится – все моей дочке испорчу. Да и лететь в какую-то Австрию… Лучше домой. Тем более что оттуда не совсем радостные вести. Пишут, в горах такой мороз установился. Мой родник ледяной бородой оброс, но не сдается, течет. Он никогда не сдавался. Мой табун, говорят, домой пришел. Благо, что я много сена купил. Вот только за пасеку боюсь. Выдержат ли пчелы эти холода? Кажется, я им в достатке корма оставил. А будет мед, они не замерзнут. Кстати, небольшую баночку моего меда я и сюда принес. Каждый день открываю – аромат альпийских цветов! Я глаза закрываю и ощущаю сладкий, вкусный, завораживающий нектар горных соцветий, всю радугу красок и оттенков, эту щедрость, непокорность, величавость, красочность и суровость гор Кавказа…

Как я хочу домой!

Тот же день, до обеда

Звонил доктор, радиодоктор – так называемый утренний обход. Сообщил, что фон радиации еще очень высокий. Надеется, что еще день – и все станет нормально. Обещал, как его и просили, выписать меня 26. Еще два дня. Как-нибудь потерплю. Хотя тревога возрастает. Какой концерт? Словно я перед европейской публикой должен давать концерт… А если честно, даже не верится, что моя дочь выступает в Европе. Молодец! Все-таки добилась своего. Нелегко ей это далось, ой, как нелегко. Всем нам нелегко далось. Но она выстояла. Вопреки всему. Вот судьба! Жалко, мать не дожила до этого. Как она об этом мечтала. Сама сценой всю жизнь грезила, дочери внушила. А я был против. А сейчас… Судьбу не обманешь и не изменишь. Надо было мне раз и навсегда определиться – то ли я современный россиянин, и смысл жизни один – как бы побольше бабок срубить и можно, даже лучше, за бугор свалить, то ли я иной…