Стезя. Жизненные перипетии - [2]
Дмитрий Иванович Фиолетиков после концерта долго молчал. Его мучило странное чувство, которое возникло после того, как чтец, остановившись рядом, указал рукой на него. Он так серьёзно говорил, что Фиолетикову стало как-то неловко. Дмитрий Иванович понимал, что всё это артистизм, театр, постановка, экспромт, но неприятное чувство не покидало его. Фраза, врезавшись в память, как гнёт, всё сильнее и сильнее давила на сознание:
«С какой стати, он взял, что у меня такие повадки? Да сроду я не был таким, – но тут он вспомнил, что в прошлом году на обсуждении работ конкурсантов как-то неуверенно, отозвался о проекте одного молодого специалиста. Да, работа была рыхлая, недоработанная, много дилетантства. Тем не менее, чувствовалось, что есть живой ум, желание и талант, но никто не замолвил за него ни словечка. Члены комиссии сразу после его выступления засуетились, зашушукали между собой и отложили рассмотрение на неопределённый срок. После всё затихло. Никто даже не вспомнил об этой работе. Где теперь этот парень, чем занимается – одному богу известно. – Но причём тут я? Да, там были недочёты. Можно было поработать, исправить недостатки – тогда другое дело. Но почему я должен заниматься тем, чем мне заниматься не следует. В конце концов, каждый сам творец своей судьбы».
«И что я так распыляюсь, оправдываюсь? Это же просто концерт, декламация. Они обязаны так читать – это их работа, их хлеб», – продолжал размышлять Дмитрий Иванович. Но назойливые мысли всё сильней, всё настойчивей лезли в голову, раздражая и действуя на нервы. Неприятные вопросы, упорно, перескакивая друг через друга, роились перед глазами, немым укором напоминая: «Почему это тебя так задевает? Ведь что-то же должно лежать в основе этих рассуждений, переживаний?» Вдруг словно ветер дунул ему в лицо, и громкий уверенный голос отчётливо прочеканил:
Дмитрий Иванович отпрянул, будто перед ним махнули горящим факелом. Даже какой-то испуг, ощущение близкого разоблачения охватило его. По телу пробежала лёгкая дрожь, и еле заметная краска покрыло лицо.
«Нет, это черт знает что, – пробормотал про себя Фиолетиков. – Я никого не хаял, никого даже не упрекнул, а тут такие страсти, просто жуть. Что-то я разнервничался, распереживался, а из-за чего? Стоит ли всё это, чтобы так переживать? Ерунда! Да, да дорогие мои, е-рун-да! Какой-то жалкий стихоплёт написал всякую чушь, а я чуть ли не в истерику впадаю. Забыть, забыть».
Дмитрий Иванович подошёл к окну и радостно посмотрел на улицу. Ничего особенного не произошло. Жизнь шла обычной чередой. Трамваи катили по рельсам, прохожие куда-то спешили, бесчисленные автомобили, теснясь у перекрёстка, суетливо торопились в неведомую даль.
«И что ты тут трагедии устраиваешь? – уже успокоившись, резонно заметил Дмитрий Иванович. – Подумаешь, ткнули в тебя пальцем. Ну и что? Пусть хоть затычутся, а плевать я хотел на всех».
Герман Константинович Павлинов зашёл в ванную и внимательно посмотрел на себя в зеркало. Приподняв брови, он пошевелил усами и повернул голову сначала вправо, затем влево. Не обнаружив ничего подозрительного, тяжело вздохнул. Усы как усы, пышные рыжие, краса и гордость его натуры. Нужно сказать по секрету, что Герман Константинович, всегда (если выпадала возможность) любовался ими. Как же, великолепные моржовые усы. Не каждый ещё может похвастаться такими. Открыв кран, он набрал в пригоршню воды и опустил в неё лицо. Тщательно обмыв его, он ещё раз внимательно и скрупулёзно осмотрел свою физиономию. От пристального взыскательного взгляда не ускользнул ни один дюйм, ни один миллиметр этой важной части человека. Всё чисто, и густые рыжие усы пышут здоровьем и красотой.
Недовольно пробормотал он и подумал: «Сам ты, наверное, только этими щами и питаешься. В тот вечер мы были в «Севильи», а потом поехали в театр. Там, вообще никаких щей не подают. Вот урод, всё настроение испортил со своими щами».
Выйдя из ванной, Герман Константинович направился в гостиную. На роскошном белом диване сидела стройная блондинка и ела большое зелёное яблоко. Беззаботная и легкомысленная она восторженно взирала своими чистыми голубыми глазками на экран телевизора. Это была Настин – молодая супруга Павлинова. Показывали «Дом 2». Девушка с интересом следила за разворачивающими событиями. Мило улыбнувшись, Герман Константинович мягко опустился возле жены. Она, не замечая его, продолжала смотреть на экран. Супруг, подобострастно поглядывая на суженую, никак не решался начать разговор. Наконец, собравшись с духом, осторожно заговорил:
– Настин, солнышко, ты не помнишь, что мы ели в «Севильи» перед концертом?
– Да не помню, что-то французское или испанское, – не отрываясь от экрана, протараторила она. – А что, разве не вкусно? Я люблю их кухню, – непосредственно закончила она.
Олег Васильевич Мальцев — мурманчанин. Работал на Шпицбергене, ходил на ледоколах в Арктику. Сейчас работает в Мурманском высшем инженерном морском училище. Первая его книга — «Движение к сердцу» вышла в нашем издательстве в 1977 году.
В книге собраны рассказы русских писателей о Семнадцатом годе – не календарной дате, а великом историческом событии, значение которого до конца не осмыслено и спустя столетие. Что это было – Великая Катастрофа, Великая Победа? Или ничего еще не кончилось, а у революции действительно нет конца, как пели в советской песне? Известные писатели и авторы, находящиеся в начале своего творческого пути, рисуют собственный Октябрь – неожиданный, непохожий на других, но всегда яркий и интересный.
«Книга эта — не мемуары. Скорее, она — опыт плебейской уличной критики. Причём улица, о которой идёт речь, — ночная, окраинная, безлюдная. В каком она городе? Не знаю. Как я на неё попал? Спешил на вокзал, чтобы умчаться от настигающих призраков в другой незнакомый город… В этой книге меня вели за руку два автора, которых я считаю — довольно самонадеянно — своими друзьями. Это — Варлам Шаламов и Джорджо Агамбен, поэт и философ. Они — наилучшие, надёжнейшие проводники, каких только можно представить.
Пикей, бедный художник, родился в семье неприкасаемых в маленькой деревне на востоке Индии. С самого детства он знал, что его ждет необычная судьба, голос оракула навсегда врезался в его память: «Ты женишься на девушке не из нашей деревни и даже не из нашей страны; она будет музыкантом, у нее будут собственные джунгли, рождена она под знаком Быка». Это удивительная история о том, как молодой индийский художник, вооруженный лишь горсткой кисточек и верой в пророчество, сел на подержанный велосипед и пересек всю Азию и Европу, чтобы найти женщину, которую любит.
«Звёздная болезнь…» — первый роман В. Б. Репина («Терра», Москва, 1998). Этот «нерусский» роман является предтечей целого явления в современной русской литературе, которое можно назвать «разгерметизацией» русской литературы, возвратом к универсальным истокам через слияние с общемировым литературным процессом. Роман повествует о судьбе французского адвоката русского происхождения, об эпохе заката «постиндустриальных» ценностей западноевропейского общества. Роман выдвигался на Букеровскую премию.