Стервятница - [53]

Со всех сторон сыпались вопросы, но он ждал лишь ее вердикта.

— Интересно, — произнесла она тихо, — могли бы вы ощупать череп одного из присутствующих? В качества доказательства ваших доводов?

— Есть желающие? — бойко спросил он.

— Есть, — ответила молодая женщина. — Мне нравится слушать о себе.

Волосы Моники скользили меж его пальцев, и мурашки удовольствия пробегали по ее шее. В детстве мама перебирала ее волосы, играя, заплетала их. Моника зажмурилась. Словно иголочки тока покалывали ее кожу, когда отпущенная на свободу прядь лениво опускалась на плечи.

— Так какой же ваш диагноз? Преступная ли я натура? — она поймала напряженный взгляд Томы.

Евгений насмешливо наблюдал за френологом. Феликс все еще стоял за ее спиной, и Моника была лишена возможности видеть его лицо.

— В вашем характере, в душе сплелось много противоречий. Вы нежны и, между тем, равнодушны. Вы любите людей, проявляете к ним страстный интерес и отпугиваете цинизмом. Вы умны, изобретательны. Но вам не знаком стыд, вы рыцарь собственных законов нравственности и чести. А насчет склонности к нарушению общественного порядка… Вы ходите по грани между светом и тенью. Я думаю, вы решились бы на преступление, если бы это сообразовывалось с вашей внутренней моралью.

Внимание присутствующих теперь переключилось на нее. Они ждали… Лжи, высокомерного возмущения, досады. Тома ревновала, Женя был весел.

— Вы говорите со мной так, словно заранее знаете, что ваши речи не оскорбят меня. Вы настолько изучили меня? Столь доверять себе достаточно смело.

— Еще одного я не сказал. Еще одно противоречие вашей натуры. Вы скрытны, таинственны, молчаливы и вместе с тем безрассудно откровенны.

Она встала.

— А хватит ли у меня ума, сил, чтобы совершить преступление, господин предсказатель?

— Позвольте проводить вас.

Тома с ним даже не попрощалась. Видимо, была сильно им недовольна.

У двери ее дома он задержал руку молодой женщины в своей, на шаг приблизился. Поцелуй был медлительным, уверенным. Без жадности, без робости, без наивного стремления произвести впечатление. Ее прохладные ладони нырнули под его рубашку, и Феликс открыл дверь.

Розовая дымка утра медленно проникала сквозь драпировку штор. Открытое окно привлекло армию комаров, они прилипли к вуали, спускающейся с высокого балдахина на постель.

Феликс повернулся. Ее внимательные глаза рассматривали его.

— Что ты ешь на завтрак?

— Обычно я питаюсь исключительно лягушатиной, но ради тебя готов на яичницу.

— Ты не спешишь, это хорошо, — парадоксальностью вывода она напомнила ему Фреда. Тем более, что оказалась права. — Успеем после завтрака кое-куда съездить, не возражаешь?

Его несколько покоробило, что в автомобиль они сели вместе с девочкой. Будто семья, пронеслось в его голове.

— Куда мы едем?

— Варшавский экспресс отходит через сорок минут. Ты проводишь нас.

— Ты уезжаешь?

— Феликс, ты знаешь мои обстоятельства. Ты был у врача. В Вене я достану лекарство.

— Вена? Австрия от России отделена полосой фронта! Война. Похоже, гибель парохода тебя ничему не научила! Ты хочешь умереть?

— Умереть?.. Смерть со мной неразделима, Феликс. Мы с ней вечные подруги, — у вокзала она легко спрыгнула на асфальт, взяла на руки дочь. Шофер вытащил из багажника один единственный чемодан, компактный и легкий, с широким ремнем через плечо.

Доказывать что-либо было бесполезно, как спорить с флегматичным Фредом. Фред? Почему он опять вспомнил Фреда? Он отбросил мысли, на них просто не было времени. Паровоз уже пыхтел, застилая задраенные окна состава дымом. Моника подсадила девочку в вагон, обернулась.

— Я слышала, железные дороги в России строят на займы у Франции. Николай II должен снимать шляпу при звуках Марсельезы, — усмехнулась она, хотела развеять возникшую скованность комплиментом.

— Перестань, — он взял ее руку.

— Феликс, я очень рада, что мы встретились.

Когда вагоны один за другим пронеслись перед взором Феликса, он все еще стоял на перроне. Так не должно быть, стучало в его голове, что-то утекало из его рук, он что-то терял. Возможно, то было мимолетное ощущение беспредельной полноты, одухотворенной силы, опьянившей рассудок. Их разлучала смерть.

Фред обнаружил его под утро в прокуренном кабаке у вокзала. Карманы Феликса были давно обчищены — ни денег, ни серебряного портсигара, ни часов.

— Что ты собираешься делать? — спросил Фред. — На твоем «дионе»[14] я могу догнать поезд.

— Не стоит. Я не мальчишка, чтобы из-за одной ночи лететь за тридевять земель.

— Я был у Томы и все выяснил. Если хочешь узнать, спроси.

Только теперь Феликс заметил, что Фред бледен.

— Хорошо. Рассказывай, — медленно проговорил он.

— Она договорилась о переправке в Австрию самолетом.

— Да, они говорили о каком-то пилоте. Тот мог не прилететь, и тогда…

— Я жду твоего решения. Едем мы или нет?

— Едем.

Фред тяжело вздохнул. У Феликса возникла мысль, что если бы его ответ был другим, Фред кинулся бы в погоню сам.

— Мы потеряли много времени. Собирайся.

Они едва успели достать билеты на поезд. Состав имел лишь один пассажирский вагон, позади тянулись платформы с орудиями. Казалось, он двигается невыносимо медленно. Через двое суток достигли Родно. За городом они нашли импровизированный аэродром с десятком воздушных кораблей. Гул и рокот взлетающих машин, парящие в небе белые зонтики парашютов… Механик с перепачканными руками с трудом понял французскую речь.