Стертый мальчик - [20]

В то последнее лето, которое я провел в автосалоне, я был уже достаточно взрослым, а потому любопытство перевесило послушание, и я прочел письмо.

Отец наш небесный,

Спасибо, что спас меня от настоящего адского пламени. Я даю Тебе обещание, которое собираюсь сдержать. С этого момента я и все мои домочадцы – слуги Твои. Обещаю воспитать сына воцерковленным. Обещаю быть богобоязненным человеком и обратить многих в верную Тебе паству. Пожалуйста, избавь моего сына от тех страданий, которые довелось пережить мне, и от всех моих ошибок. Избавь его от заблуждений мира сего. Из уст младенцев и грудных детей Ты устроил хвалу. Да пребудет он во истине и святости Твоей.

Твой слуга

– Почему ты не отвечаешь на мои звонки? – спросила Хлоя.

С той неудачной ночи прошла неделя, а мы так и не объяснились. Я сидел на полу в своей комнате, положив джойстик между скрещенных ног и зажав телефонную трубку на плече.

– Не знаю.

– Как это не знаешь? Ты или отвечаешь, или нет.

После минутного молчания она повесила трубку.

Прошла еще неделя, другая. Я открывал телефон, собираясь нажать кнопку быстрого набора ее номера, но тут же захлопывал его.

– Не знаю, – говорил я, глядя в экран.

Чувствовал я не облегчение; скорее страх перед неизвестным, страх перед самим собой. Кто я теперь?

Прошла еще неделя. Родители забеспокоились. Они хотели знать, почему мы с Хлоей больше не видимся. Звонила ее мать, интересовались люди из церкви, никто не верил, что мы расстались так внезапно, без видимой на то причины. По воскресеньям я притворялся, что болен, чтобы не столкнуться с ней в церкви.

Еще неделя. Я больше не мог притворяться больным и вызывался работать в кабинке с проектором, в задней части храма, подальше от вопросительных взглядов прихожан. Хлоя приходила временами, но мы старались никогда не пересекаться в одной и той же части церкви.

Еще одна неделя. Скоро я уеду в небольшой колледж гуманитарных наук. Мы с мамой съездили в «Уолмарт», купили все, что может пригодиться в общежитии, и вернулись домой с тяжелыми сумками, набитыми пластиковыми контейнерами, с громоздкими пакетами, полными футболок, носков и нижнего белья. А потом поздно ночью отцу позвонила мать Хлои. Она была в истерике. Брендона застали в постели с другим мальчиком, его близким другом. Они экспериментировали. Она не знала, кому еще позвонить; хотела узнать, сможет ли мой отец поговорить с ребятами и вбить им в головы толику разума. Я всю ночь просидел в гостиной, стараясь не трястись, в ожидании отца. Мама сидела рядом на диване.

– Почему вы расстались? – спросила она. – Вы так мило смотрелись вместе.

Я не мог ей ответить, не мог найти простого объяснения, которое не привело бы к страшному признанию. Я знал, что мое молчание ранит маму, ранит нас обоих. Но всего за несколько месяцев я успел разрушить в своей жизни все, и мне не хотелось усугублять ситуацию.

Отец вернулся в четыре утра с красными глазами и взлохмаченными волосами. Он не делился с нами подробностями, только стоял на кухне, покачивая головой. Сказал, что ребята совершили ошибку. Он объяснил мальчикам, что, если они продолжат грешить, Господь отвернется от них и они лишатся Царствия Небесного. Сказал, что Брендон перерастет это, но голос его звучал не слишком уверенно. Было видно, что отец потрясен разговором и, кажется, заподозрил в чем-то и меня, в чем-то, что раньше не приходило ему в голову. Я повернулся, ушел в свою комнату и закрыл дверь.

Еще неделя. Я играл дни напролет и не думал о том, что ждет меня в будущем. Думал только, как вооружить своего героя, чтобы он смог пройти сквозь дикие земли. В те редкие мгновения, когда я не играл, я старался не думать о том, что ссора с Хлоей означает, что и с Брендоном поговорить мне больше не удастся. Старался не думать, что единственный человек, который, кажется, по-настоящему меня знает, больше никогда не будет частью моей жизни. Что бы мы ни решили по поводу своих наклонностей, нам придется разбираться с этим в одиночку.

За месяц до отъезда в колледж я наконец расправился с игровой приставкой. Я вошел в гостиную, где сидели родители, каждый на своем конце дивана, и предложил им пойти со мной в ванную и посмотреть на гибель моей виртуальной жизни.

– Хочу вам кое-что показать, – сказал я.

Я плохо понимал, что делаю. Мне хотелось рассказать им, почему я расстался с Хлоей, хотелось объяснить, что я такой же, как Брендон. Хотелось, но слов я подобрать не мог. Хотелось, чтобы они наконец поняли: что-то не так, и как бы я ни старался игнорировать свою сущность, я больше не могу этого делать. Я собираюсь все исправить.

В ванне лежала игровая приставка, а рядом с ней, словно спящие котята, устроились два джойстика. Родители стояли на пороге, и на их лицах было написано: «Что все это значит?» Отец провел ладонью по густым черным волосам; мама скрестила руки на груди и вздохнула.

Я отдернул прозрачную шторку и повернул ручку крана – на приставку обрушилась струя воды и, закрутившись в водовороте, потекла в канализацию. Я представил, как вода просачивается в материнскую плату, заполняя долины, созданные ее микрочипами. Вода текла, пока я не услышал, как родители за спиной встревоженно переминаются с ноги на ногу. Я задернул шторку.