Стерегущий - [94]

— Ты откуда родом? — спросил Апришко матроса, когда оба они торопливо принялись за работу.

— Мы-то? Старорусские… А вы? — неожиданно перешел Николаев на «вы», словно подчеркивая важность происходившего.

— С реки Ворсклы. Слыхали, поди? Знаменитая река.

— Нет. Малограмотные мы.

— Ну, а про Полтаву слыхали, где русские аминь шведу сделали?

— Это конечно.

— Так вот, из-под самой я Полтавы. Вот, братец, город! Лучше его в России нету. Может, только Севастополь… В честь их и броненосцы в Порт-Артуре названы: «Севастополь» да «Полтава».

Апришко грустно задумался, наворачивая болты. Николаев пристально, с тревогой поглядел на него. Апришко был бледен, в глазах стояли слезы.

— Ты что, Апришко?.. Ай, сомлел?

— Нет. Не про то я. России жаль. Корабль какой зря пропадает. Головизнин говорил, тысяч триста стоит.

— А ну к ляду тысячи эти! Россия, что ли, нового не построит, когда надо будет?!

Василий Новиков медленным шагом подошел к Бабкину.

— Ну, Михаил Федорыч, прощай. Топить пора, — сказал он спокойно, как о простом, понятном всем деле. — Недолго мы с тобой знакомство вели. Ничего! На том свете вместе погуляем, к апостолу Петру-Павлу в чайную когда сходим, — пошутил он, и голос его слегка дрогнул.

— Прощай, Василий Николаевич, — серьезно и печально ответил Бабкин. — Знаешь, чего боюсь? Не обсудили бы нас земляки за «Стерегущего». Какое, скажут, имели вы право казенный корабль на дно пускать?

— Обсудят, да не засудят, — с затаенной грустью произнес Алексеев. Лицо его было озабоченно, он к чему-то прислушивался. — Не засудят, — повторил он. — Не-ет! Миром судить будут, а у мира не одна глупая голова, как у мирового судьи. Общество не обманешь, оно все до кровиночки разберет… Ну, с богом, братишки!

Алексеев снял фуражку и набожно перекрестился. Бабкин и Новиков поспешно разошлись к кингстонам[19] машинного и кормового кочегарного отделения.

С трудом отвернув первые тяжелые болты, Василий Новиков вспомнил вдруг об Осинине, упавшем без сознания на палубе.

— Алешу забыли. Вместе мы с ним хотели проводить «Стерегущего» в последний путь. Попрощаться с ним надо, — пробормотал машинист, кивнув Бабкину, и, перерубив топором трубы, тянувшиеся по стенкам, побежал к выходу из машинного отделения.

— Вторые болты отвертывай, Михаил! — крикнул он на бегу квартирмейстеру и скрылся за дверью.

Алексеев поспешно прикрыл за ним дверь и заложил все тем же куском железа. Бабкин взялся за вторые болты. Они поддавались с трудом. Апришко и Николаев сбили клинкеты[20] проточных труб холодильников, подбежали на помощь к Бабкину. Но сила давившей снаружи морской воды уже помогла ему. Оттолкнув квартирмейстера от кингстонов, вода плеснула в глубь «Стерегущего» мутно-зелеными струйками. Они лились и лились, заполняя до отказа металлический отсек и покрывая собою горевшие решимостью и мужеством матросские лица.

Честь взять «Стерегущего» на буксир была предоставлена родственнику адмирала Того — барону Ямазаки Хирота. Барон должен был составить трофейный акт, останавливаясь в нем лишь на тех описаниях, которые льстили японскому оружию, и обходя молчанием щекотливые моменты, например результаты боя, количество раненых и убитых японцев, подобранных на самом «Стерегущем» и на воде.

Ямазаки Хирота сопровождал десантный отряд в составе пятнадцати матросов.

Барон был встречен с надлежащими почестями командирами миноносцев «Акебоно» и «Сазанами», ожидавшими именитого посланца адмирала на палубе «Стерегущего».

Оба миноносца были основательно потрепаны «Стерегущим». Каждый из командиров мечтал, что именно на его долю выпадет честь отбуксировать русский корабль как трофей в Сасебо и там подштопаться, привести себя в порядок. Поэтому оба командира держали себя с бароном подобострастно и заискивающе. Они рассказали о ходе боя, как им подсказывала фантазия: хвастались тем, что их матросы поголовно истребили весь экипаж «Стерегущего», но особенно нажимали на свою распорядительность, благодаря которой все раненые и убитые японцы были подобраны и развезены по своим кораблям. Сейчас на палубе миноносца лежали лишь трупы русских.

— А где же живые русские? — спросил барон.

— Я уже докладывал, — ответил командир «Акебоно», — живых русских на «Стерегущем» нет. Мы предложили уцелевшим от нашего огня сдаться, но русские отвергли наше предложение. Мы вынуждены были умертвить их всех, чтобы не нести дальнейших потерь.

Капитан-лейтенант Кондо, командир «Сазанами», спокойно возразил:

— Живые русские есть. Мне только что сообщили, что с воды подобраны нашими моряками трое, и, кроме того, здесь, среди трупов, был обнаружен тяжело раненный, которого я уже приказал переправить на «Сазанами», чтобы оказать медицинскую помощь.

Ямазаки Хирота удовлетворенно кивнул головой и принялся деловито осматривать «Стерегущего».

У машинного отделения пришлось задержаться из-за запертого наглухо входа. Барон приказал открыть, но унтер-офицер доложил, что сделать это невозможно, так как дверь задраена изнутри.

— Тогда открывать не надо, — снисходительно бросил Ямазаки. — Мы прибуксируем тех, кто там сидит, в Сасебо вместе с трофейным кораблем. Поставьте у входа часового, чтобы из отделения никто не выскочил.