Стерегущие дом - [64]

Давно уже там не происходило никаких драматических событий, но дурная слава оставалась, и при словах «округ Сомерсет» люди на мгновение задумывались и вспоминали прошлое. Такое уж это было название.

А Джон Толливер — он был тоже особенный. Держался уверенно, и темноволосая голова его была все-таки очень красива.

Мы почти не виделись — успели только в тот раз сходить вместе в «Курятник», и уже наступили рождественские каникулы. А там началась экзаменационная лихорадка, и я про него как будто забыла. Когда он наконец позвонил, на дворе уже стоял февраль.

— Куда пойдем? Хотите на Пирс-Гаррис?

— Нет, — резко сказала я. Потом объяснила: — Я там чуть не утонула в позапрошлом году.

Мы поехали в соседний округ, в кафе, где, по слухам, делали сногсшибательную итальянскую пиццу. Как во всех подобных заведениях близ колледжа, здесь было полным-полно студентов, и музыкальный автомат орал во всю мочь. Нам достался последний свободный кабинет, угловой, возле самой двери на кухню.

— До утра прождешь, пока дадут поужинать, — сказал Джон Толливер.

— Ничего. Зато, когда шумно, как-то уютней.

Музыкальный автомат после минутной передышки захрипел и выдал «Мону Лизу» Кинга Коула.

— Какая прелестная песенка, — сказала я. — Ужасно люблю ее.

— Жаль, не могу вас пригласить потанцевать, — сказал Джон Толливер. — Не пришлось научиться.

— Я небольшая любительница танцев.

— Очень рад.

— Но как вам удалось избежать всеобщей участи? — сказала я. — По-моему, в школу танцев пихают всех поголовно.

Его синие глаза сузились.

— Вы не знаете Государства Толливер.

— Да, — сказала я. — Правда, не знаю.

— Там некому учить танцам. А если б и было кому, учились бы только малыши. В семь лет у тебя уже обязанности по дому.

— Вот оно что, — сказала я. — Понятно.

— Это, видите ли, не округ Уэйд. Хлопок, хлопок и еще раз хлопок. Лесных участков, как у вашего дедушки, там нет.

— Да-да, — мне не хотелось выказать свое невежество. — Лес, по-видимому, очень ценится.

Он расхохотался мне в лицо. А я обнаружила, что это вовсе не обидно, потому что смех был дружеский, свойский.

— А можно мне виски с содовой? — сказала я. — Оно мне правда больше нравится.

Чтобы взять виски, он должен был встать и подойти к бару. Такой здесь был порядок. Потом он вернулся и аккуратно поставил на стол стаканы.

— Я до сих пор не звонил, потому что был связан с другой. Я хотел быть свободен.

— Да? — Я не нашлась, что еще сказать.

— Я никогда не встречаюсь сразу с двумя девушками. Вам кажется, это глупо?

— Нет.

— По будням я каждый день до десяти, до закрытия, работаю в библиотеке, — сказал он. — После этого буду заходить за вами.

И каждый вечер после работы в библиотеке он ждал меня у общежития. Каждый вечер в одно и то же время: ровно в десять минут одиннадцатого. Чаще всего мы ехали куда-нибудь на машине, потом останавливались, слушали радио, болтали. Он был очень стеснен в средствах, а мне платить не разрешал. Вот мы и ездили, каждый вечер на новое место, курили, глядели, как рдеют в темноте банальные огоньки сигарет. Когда в первый раз он поцеловал меня, прощаясь, поцелуй был вежливый, но решительный.

— Все, — сказал он. — Будет на первый раз. Беги.

Он говорил как человек, наметивший себе четкий план действий. И в этом была своя прелесть. Мои знакомые, в большинстве случаев, просто плыли по течению — Джон Толливер был не таков. Он сам распоряжался событиями, он направлял их. До сих пор мной никто никогда не командовал, и оттого мне это страшно нравилось.

Как-то вечером соседка по комнате сказала:

— Кошечка, будь поосторожней, не то, смотри, попадешься.

— О чем ты? — Я была в таком тумане, так счастлива, что не поняла.

Она взяла зеленый пластмассовый футляр, где лежал мой предохранительный колпачок.

— Заглянула, нет ли у тебя в столике лейкопластыря — туфля, подлая, всю пятку стерла до кости, — и вот нашла. — Она помахала футлярчиком у меня под носом. — Очень неосмотрительно.

— А мне не нужно. Я с ним не живу.

Подруга бросила коробочку обратно в ящик и пожала плечами.

— Как знаешь.

— Нет, серьезно. Я собираюсь за него замуж. — До сих пор я не решалась так думать, но когда сказала вслух, то поняла, что это правда.

Он сделал мне предложение через месяц в том же прозаическом, деловом духе.

— Я хочу, чтобы мы поженились, — сказал он. — А ты?

— Да, — сказала я. — Кажется, я тоже.

Деду я решила не писать, не звонить, а лучше съездить домой на короткие пасхальные каникулы.

Выехала на ночь глядя — от счастья и возбуждения мне все равно не спалось. Когда я вошла в дом, дед сидел с Маргарет на кухне, завтракал. Не говоря ни слова, она встала и поставила еще один прибор, для меня.

— Ну-с, — сказал дед, — похоже, на этот раз ты с добрыми вестями.

— Я выхожу замуж.

— Я этого ждал. — Он невозмутимо налил себе чашку кофе из старомодного, в цветочках, кофейника.

— Тебе не интересно знать, за кого?

— Почему, интересно, — сказал он. — Просто я, надо полагать, все равно узнаю рано или поздно.

— За Джона Толливера.

Он все так же неторопливо пил кофе.

Маргарет сказала:

— Завтракать будешь?

— Умираю с голоду.

Дед сказал:

— Выбор подходящий. У них в роду попадаются малопочтенные личности, так ведь и у нас не всяким похвалишься. Начать хотя бы с твоего папаши.