Стерегущие дом - [21]

Уильям стряхнул с себя сонную одурь, вставил весла в уключины и стал грести по пустынному притихшему озеру под непомерно громкий в тишине плеск весел.

Он приближался с оглядкой: известны случаи, когда пантеры нападают на людей, особенно если невдалеке их приплод. Но ничто не колыхнулось в листве — ни единого дуновения ветерка в полуденном зное, — и он подобрался вплотную к берегу. И сразу увидел, в чем дело. В мелкой воде валялась тушка зверька. Уильям поддел ее веслом — тотчас брызнули врассыпную десятки маленьких водяных пожирателей падали. Выдра, и притом освежеванная. Неудивительно, что пантера вела себя так странно. Ее манило кровавое мясо, а человеческий запах гнал прочь…

Уильям подтолкнул ободранную красно-серую тушку на глубину. Пускай обглодает рыба. Он втайне улыбнулся. Робертсоны не могли приготовить для него лучшей приметы. Неосмотрительны стали. А вот ему повезло. Тушка упала на мелководье, а пантера показала, куда именно.

Он начал размышлять. Для винокурни требуется высокое место и свежая вода, и развесистые кроны, чтобы спрятать малейший дымок от костров.

Хм, где же это может быть? На севере, откуда он двигался, не найти такого укрытия. Эти лесистые островки, все до единого, — крохотные комочки ракушечника. Там места не хватит. К западу все больше трава да заросли кипарисов, не сыщешь сухой пяди. Если податься дальше на юг, там слишком близко жилье у Кукурузных мостков и Тихой пади. Стало быть, Робертсоны повернули отсюда на восток. Больше некуда. Но на востоке болотам конца не видно.

— Ладно, еще чуть-чуть, — вслух сказал себе Уильям. — Положимся на удачу.

То была чистейшая удача. Не успел он пройти несколько миль, как поднялся ветерок и принес — яснее ясного — запах сусла. Уильяму он словно проложил столбовую дорогу и повел вперед, все усиливаясь по мере того, как лодка забиралась в глубь болотных зарослей. Впереди за двадцать шагов ничего нельзя было разглядеть сквозь лабиринт кипарисовых стволов и путаницу ползучих растений. Он и острова-то не видел, пока тот не очутился прямо под носом. Только что ничего не было, одни кипарисы, да бурая болотная вода, да суетня и плескотня мелких тварей, которых он спугнул мимоходом. А через минуту у него перед глазами возник крутой, поросший пальметто склон лесистого ракушечного острова.

Удерживая ялик на месте, он крикнул:

— Эй, есть тут кто-нибудь?

Болото вокруг разом пробудилось к жизни. Галдя на все голоса, поднялись в воздух перепуганные белые цапли, скворцы, малиновки. Большущая черная шумливая птица, которую в народе зовут боговой птахой, и та взмыла ввысь с маковки островерхого кипариса.

— Эгей! — еще раз крикнул он. — Это я, Уилл Хауленд! — Он подождал, в ответ — ни звука; тогда он повторил: — Уилл Хауленд!

Опять подождал. Кому охота, чтобы тебя подстрелили, приняв за чужака.

— Эй, Робертсоны! Тут вы, нет?

Он вытащил лодку на узкую ракушечную косу, хранящую отпечатки множества других лодочных килей. Запах сусла был всепроникающ, но обнаружить самую винокурню оказалось не так-то просто, до того она была искусно спрятана. Когда Уильям все-таки отыскал ее, он был разочарован — перегонный куб оказался не такой уж большой. Столько виски, сколько продают Робертсоны, отсюда никак не получишь. Возможно, правда, у них такие мелкие винокурни расставлены по разным островкам. Недаром говорится: чем меньше куб, тем слаще виски. К тому же, усмехнулся он, если и потеряешь одну, все равно не прогоришь…

А сработана славно — со знанием дела, чисто, не то что иные самоделки, понатыканные по сосновым буграм. На одну медь, поди, Робертсонам пришлось изрядно раскошелиться… Уильям восхищенно обследовал устройство: ни к чему не придерешься. Фильтрами были дубовые кадки с древесным углем. Виски честь-честью выдерживалось в дубовых бочонках. Вон они ровнехонько поставлены в ряд, и добрая половина, кажется, с содержимым. Уильям заметил, что змеевики охлаждает струйка воды из узкой трубы. Он пошел вдоль трубы на середину острова. Небольшой родничок. Хитро, подумал Уильям, поставили аппарат чуть ниже, и вода течет сама собой. Похрустывая рыхлым ракушечником, он зашагал назад и по пути заметил две аккуратные поленницы дров. Спилено не здесь. Уильям одобрительно хмыкнул. На этом островке нарочно ничего не трогали, чтобы не привлекать внимания. Видно, доставляют топливо по воде, издалека. Он поднял одно поленце: сосна — и отменная, сухая. Основательно поставлено дело у Робертсонов. Кто-то здесь на винокурне хозяйничал, причем недавно. Может быть, заметили его приближение и улизнули. А может, обходят по очереди одну винокурню за другой.

В ящике под пальмовым навесом стояла дюжина полных бутылок, Уильям достал их оттуда и выстроил на земле зигзагом, чтобы сразу бросилось в глаза. Потом вынул из кострища обгоревшую головешку и старательно написал на доске: У. Хауленд. Получилось не очень-то разборчиво, но ничего, сойдет. В конце концов, они же его ждали.

Теперь он уже сильно устал, да и проголодался. Пошарил по сторонам. Обнаружились две находки: банка бобов — он ее вскрыл ножом и тут же съел. И четыре выдровые шкурки, тщательно растянутые на раме из прутьев и веток. Одна была свежая.