Степные волки - [56]

— Половина восьмого!

И только. Затем он ушёл к себе. Я спросил Ниночку, что это всё значит, но оказалась самая простая история. У Ниночки остановились часы; случайно она встретилась с новоприбывшим господином в коридоре и спросила его, который час. Она с ним не знакома.

Она с ним не знакома. На другой день хозяйка сообщила мне, что новоприбывший жилец переехал с Верхотурской улицы, где он платил за комнату 30 рублей, и что у него много хороших вещей.

Верхотурская улица. Когда Нина поздно вернулась с Басманной, у неё лежала в кармане записочка, на которой была помечена именно эта улица. «Приезжай 10 ч. Верхотурская ул.». И Ниночка изорвала эту записку. В то время новый жилец ещё не переезжал к нам.

Я попросил Нину перечислить мне адреса всех её знакомых. Она посмеялась над моим странным любопытством, но исполнила просьбу. Ни один из её знакомых не живёт теперь на Верхотурской улице. Теперь, да-с, он уже переехал поближе!

Однажды я вышел из дому; у меня болела голова, и я хотел проветриться. Нины тоже не было дома. У ворот нашего дома я увидел прогуливавшегося взад и вперёд посыльного. Он, очевидно, кого-то поджидал. Не знаю почему, но я догадался сразу, что он ждёт именно Ниночку. Эта мысль пришла мне в голову случайно; в то время я ещё верил Ниночке и забыл про Верхотурскую улицу. Я решился во что бы то ни стало выпытать посыльного. Я начал издалека с подходом, с подвохом по всем правилам настоящего сыщика, выдумал целую историю и тронул сердце посыльного. Он оказался весьма сговорчивым и за десять рублей уступил мне записку. Пославшему его он скажет, что вручил записку по принадлежности. Не знаю, с каким трепетом я распечатывал эту записку. Она была адресована Ниночке. Я помню её содержание слово в слово.

«Голубушка Нина! — значилось в этой записке. — Я не знаю, почему ты медлишь; надо ковать железо, пока оно горячо. Прими все меры, чтобы свадьба устроилась как можно скорее. Я боюсь, что твой живописец прозреет и увидит настоящее положение дела, хотя я вполне верю твоим артистическим способностям. Если тебе нужны деньги — зайди».

Ниже стоял адрес дяди Ниночки. Я узнал об этом в адресном столе.

Господин доктор, постигаете ли вы всю эту сложную махинацию? Её дядя — не дядя, он даёт ей деньги и желает её брака со мною. Ему приятно иметь на содержании жену художника, может быть, будущей знаменитости. Это так вкусно, что, право, стоит похлопотать!

Я вложил эту записку в новый конверт, артистически, как художник, подделал почерк и, заадресовав, положил конверт на письменный стол Ниночки. В эту минуту я почувствовал в первый раз, как прикоснулось к моему мозгу раскалённое шило.

Её дядя — не дядя! Однако при чем же тут жилец с Верхотурской улицы?

Было 11 часов, я разделся и лёг в постель; но мне не спалось. Я лежал с широко раскрытыми глазами, смотрел в потолок и всячески пытался выяснить отношения дяди к жильцу с Верхотурской, его к Ниночке и всех трёх ко мне. В 12 часов ко мне вошла Ниночка; она только что возвратилась от подруги, но, вероятно, уже побывала у себя в комнате и прочитала письмо, потому что её глаза смотрели что-то уж больно наивно. Я испугался её прихода, точно ко мне вошёл посол испанской инквизиции, а не скромная девушка с непорочными глазами и мягкими кошачьими движениями. Мне захотелось кричать и куда-нибудь спрятаться, но я воздержался и даже нашёл силы сделать ответную улыбку. В моей голове кое-что назревало, хотя идеи переживали ещё хаотическое состояние.

Ниночка говорила мне, что получила от подруги письмо, но я не верил больше её непорочным глазам. Я уже знал, что в небесах могут жить дьяволы. Я сказал Ниночке, что сильно устал, что хочу спать, и расцеловал её ручки. Мне нужно было усыпить её бдительность и разобраться в мыслях. Ниночка смеялась, шутила и сияла глазами. От неё пахло духами, и я подумал: «Однако как хорошо пахнет этот ядовитый цветок!»

Ядовитый цветок. Я почувствовал, что идеи начинают принимать в моей голове более определённые формы. Ниночка последний раз поцеловала мои губы и перекрестила меня, как ребёнка. Это мне не понравилось. Зачем она богохульствует? В её кармане лежит записка от дяди; в её кармане грамота от сатаны на самое почётное место в аду, а она корчит из себя ангела? Мне хотелось открыть ей свои карты, но я воздержался и только загадочно улыбнулся. Ниночка увидела эту улыбку и внезапно побледнела.

— Зачем ты так улыбаешься? — спросила она тревожно.

Когда-то я предлагал ей тот же самый вопрос. Неужели мы начинаем меняться ролями? Я призвал на помощь всё самообладание, принял вид непорочного агнца и улыбнулся:

— Потому, что я люблю тебя!

Охо-хо-хо! — я едва не расхохотался.

Однако я сказал это, вероятно, с большим чувством, так как Ниночка сразу повеселела. Мы простились; она вышла из комнаты.

Я остался один…

Пробило три часа, а я всё ещё не спал и, широко раскрыв глаза, смотрел в потолок. Мои нервы были напряжены до невозможности; я видел в темноте так же хорошо, как кошка, и тихий бой часов казался мне ударом вечевого колокола.

И в эту минуту я услышал в коридоре робкие шаги: кто-то крался. Я насторожился. Дверь моей комнаты приотворилась тихо, без скрипа. Я прищурил глаза. Бледное личико Ниночки показалось в дверях; мне почудилось в её глазах неприятное хищническое выражение, какое бывает у кошки, бросающейся на мышь Она прислушивалась к моему дыханию. Я начал дышать как можно ровнее и прищуренными глазами смотрел на Ниночку. За её спиной я увидел образ женщины. Он был, как две капли воды, похож на Нину, но его черты были искажены печатью отвратительного порока. Этот порок был ложь. Ниночка, очевидно, убедилась, что я сплю; она послушала ещё несколько минут и тихо затворила дверь Её робкие кошачьи шаги удалялись. Я встал с постели, подошёл к двери и тихо приотворил её, но то, что я увидел, уже не возмутило меня. Нина скрылась в дверях комнаты жильца с Верхотурской улицы. Я слышал, как там крючок упал в петлю.