Степной дракон - [2]

– Басмач, – окликнул старик гостя, когда тот поднял кошмяной полог юрты, чтобы выйти. – У гидры много голов, сколько ни руби, появятся еще – запомни это, балам!

Басмач пристально посмотрел в безглазое, покрытое желваками из плоти и кости лицо старика:

– Я запомню, Мерхат-ага, – и вышел из юрты.

* * *

Назар метался в бреду, жар лихорадки сжигал его изнутри, а клокочущий кашель рвал легкие, до хруста выгибая ребра. Майя меняла тут же высыхающие тряпки на голове брата, но это слабо помогало, температура не сходила. Лекаря в стойбище пастухов как назло не оказалось, ушел в соседний поселок.

– Майка, – прохрипел Назар, задыхаясь, – воды… – Девушка промокнула лицо брата мокрым платком, подхватила уже опустевшее низкое ведерко и выпорхнула из землянки на улицу за свежей водой. В открывшуюся на мгновение щелястую дверь незаметно для Майки тут же проникла серая тень с горящими глазами. Неслышно скользнула, цокая когтями по настилу, и нависла над больным. Глаза в полутемной каморке светились желтым; черный со шрамами нос шумно втянул запах мечущегося в бреду человека. Пасть, украшенная рядами острейших клыков, чуть приоткрылась и… красный язык лизнул подбородок.

– А-а… Бес… – Назар снова забулькал легкими. – Обессилевшая рука ткнулась в пустоту, волк тут же подставил лобастую голову под ладонь, довольно заворчал.

– Бес, дружище… ты береги Майку если что, – Назар, глядя невидящими глазами в потолок, обращался к свирепому зверю как к брату. – Нет у нее больше никого… – Бес глухо рыкнул и заскулил. Рука вяло потрепала волка по ушам и упала.

Стены землянки задрожали, с потолка посыпалась труха, с улицы донесся рокот. Бес зарычал, рванулся было к выходу, замер, на полушаге обернувшись на лежащего, будто запоминая, и, выбив грудью дверь, унесся в ночь.

Первый огненный шар упал точно между вышек дозорных, превращая ворота поселка в пыль. Второй и третий с воем пронеслись по небу, врезавшись в дом старосты. В стойбище началась паника, жители заметались среди горящих домишек. Те немногие, что выполняли роль охраны, пытались навести хоть какой-то порядок, организуя оборону, но без толку: страх оказывался сильнее.

Земля под ногами дрожала, громогласный рев, пробиравший до самых костей, все приближался к поселению пастухов. Грохот затих. Тишину ночи нарушал лишь чей-то плач и треск горящих в огне хижин да хриплые команды старшины, собиравшего свое малочисленное войско. В сотне метров от стены в небо ударили две огненные струи, выхватывая из тьмы орду уродливых тварей. Они молча стояли перед воротами, будто чего-то ожидая, как вдруг разом сорвались и нескончаемым потоком хлынули в поселок, ощетинившись отточенной сталью. Вновь заревело.

Свист кровожадных сабель слился в единую песнь. Защелкали выстрелы. Кровь лилась рекой. Смерть, сгорбившись, бродила среди низкорослых мазанок, время от времени указывая костлявым пальцем то на плешивого чабана с ржавым револьвером, так не вовремя давшим осечку, то на крепкого молодца с молотом на длинной цепи – местного кузнеца. На него Смерть, хрустя костяшками, указывала дважды, и дважды волна молчаливых убийц разбивалась об него под свист раскручиваемого молота.

На помощь ковалю пришел тощий как жердь ногай с вислыми усами. Две сабли злыми змеями зашипели в его руках, высекая искры о сталь нападавших. Новой ошибки ночные убийцы не совершили и два тела – широкоплечее и сухое – тут же подняли на копьях. Кровь пропитала землю и воздух, в темное молчаливое небо уносились мириады искр и десятки душ.

Майка, спрятавшись у колодца в дальнем углу стойбища, тихо рыдала, прижимая к тонкой груди низкое деревянное ведерко. Хлопки выстрелов, крики умирающих, и хруст разрубаемой плоти ввинчивались в мозг даже через плотно прижатые ладони. Она не была рождена воином, Майка была акробаткой, их бродячий цирк заехал в стойбище переночевать под защитой стены, хлипкой, слепленной из абы чего, но все же…

Но стена не защитила.

Девушка осторожно выглянула из-за кирпичного кольца колодца: черные тени в свете пожарища метались по стойбищу. Сгорбленные, с уродливыми головами с торчащими в стороны рогами существа выбивали двери домов, выволакивая наружу визжащих женщин и плачущих детей. Что делалось дальше, Майка не смотрела, просто зажмурилась, а когда открыла глаза, то… сердце пропустило удар: двое приближались к ее укрытию.

Горбатые, кривые на один бок, шумно дышащие, появились у колодца. Майка сжалась в комок, прячась в тени. Крепкая рука схватила ее за волосы, выволакивая на свет. Девушка забилась в крике, зовя брата на помощь, задрыгала ногами, оторвавшимися от земли, и описалась, от боли и страха. Черное лицо довольно заухало, держа Майку за волосы на весу.

Серая молния бесшумно метнулась из-за сарая. Сотня килограммов стальных мышц и кинжальной остроты зубов сшибла черное чудище с ног. Мгновение, и, скрежеща о сталь, клыки перекусили шею, молчаливый убийца забулькал кровью из разорванной трахеи, но умер так же молча. Второй оказался умнее: прикрывшись девушкой, потихоньку попятился к свету пожарища, держа саблю наготове.

Бес не рычал, он молча смотрел врагу в глаза – волка не пугали оружие и сила, он выжидал момент. Напружинив мощные лапы, Бес прыгнул. Сбив собой и Майку и нападавшего, волк перекатился по земле и вцепился зубами в руку, сжимавшую саблю. Наруч не помог молчаливому убийце, мощные челюсти без труда прожевали вываренную в масле кожу и кости. Удар палицей отшвырнул волка. Десяток бойцов в черных доспехах окружили раненого, помогая тому подняться. Когда визжащую Майку потащили волоком, Бес попытался подняться, но не смог. Лежа на примятой траве, в кизяке и собственной крови, волк скулил от бессилия, глядя вслед уходящей орде и длинной веренице связанных между собой женщин и детей.