Степень вины - [198]

Ее выбрала Андреа. Кровать не нравилась ему, но когда Андреа, так и не привыкнув к ребенку, уехала в Париж, оставив Пэйджита и Карло в трехэтажном доме, кровать осталась с ними. Тогда у него было чувство, похожее на изумление: ему надо было многое обдумать, хватало хлопот с мальчиком — до кровати ли было? Так она и стояла в спальне. У Пэйджита появилось ощущение: убирать ее — все равно что ворошить прошлое, с его болью и разочарованием; ни одна женщина за это время не появлялась в его жизни на такой срок, чтобы узнать о присутствии в ней Андреа или оставить след самой. Кровать была не просто предметом мебели, она была экспонатом, свидетелем прошлого.

Воспоминание об Андреа было отчетливым и волнующим. Пэйджит замер в дверях, устремив неподвижный взгляд на кровать, и стоял так, пока не прошло оцепенение.

Он вспомнил о кассете, о голосе Марии, говорившей, что Карло не его сын; воспоминания вернули его к тому времени, когда он принял решение, что мальчик будет жить с ним, несмотря ни на что. Застыв в дверях, он чувствовал себя в начале того пути. Время вернулось к своим истокам: вот уже восемь лет нет в его жизни Марии, Андреа Ло Бьанко снова его жена, и та жизнь, что была теперь невероятной, невозвратной, снова стала возможна для него. Может быть, когда завершится карьера Андреа и они по-новому смогут взглянуть на свою жизнь, они решатся завести ребенка. И столько хорошего ждало их впереди! Но чувство, навеянное воспоминаниями, улетучилось. Он не знал, где теперь Андреа, позволил ей исчезнуть бесследно. От этого было ощущение пустоты в душе. Когда-то он любил ее и мог представить, что они проживут вместе всю жизнь; а вот теперь она могла умереть, и он даже не узнал бы об этом. Он представил ее себе — балерину, что осанкой так походила на Марию, на мать сына, про которого он не знал тогда, чей он на самом деле.

Но все это в прошлом, Андреа уехала навсегда, а Карло — теперь он знал это совершенно точно — был вовсе не его сыном. Он подошел к туалетному столику, открыл верхний ящик. Там были кассеты. Он положил их сюда за несколько минут до того, как Карло нашел его внизу, пьющего вино в темной библиотеке. Он не представлял, что с ними делать.

Об этом он не мог сказать Терри. Не мог объяснить, чего боится: если по следу кассеты выйдут на нее, а Пэйджит к тому времени уничтожит их, ей придется отвечать вместе с ним. Только при условии, что это ничем не грозит Терри, Пэйджит мог сделать так, что Карло никогда не услышал бы запись на кассете.

Он не мог теперь распоряжаться своей жизнью и даже в своем отношении к ней был не волен. Он медленно задвинул ящик. «Куда ему идти?» — спрашивал он Терезу Перальту.

Пэйджит поймал себя на том, что не может оторвать взгляд от календаря. Он повесил его над туалетным столиком, чтобы календарь напоминал о его делах и делах Карло. Он так и не перевернул январский лист, который был испещрен пометами о баскетбольных матчах Карло. Пэйджит делал эти пометы в декабре, когда игры были только что намечены. Январь глядел на него теперь немым упором — Пэйджит не бывал на играх с тех пор, как мать Карло застрелила Ренсома.

«Какое же решение примет Кэролайн Мастерс?» — подумалось ему.

Завтра, в два часа, она объявит его. Он не пытался угадать, что скажет судья, знал только, что, как и сегодня, он выступит в защиту Марии Карелли.

Сегодня 19 февраля. Сегодня утром он проснулся с мыслью, что знает теперь правду о себе и Карло.

Он перевернул январский листок календаря.

19 февраля у Карло финальная игра.

Джонни туда его повез?

Это казалось невероятным — мальчик смог пойти на игру после всего этого. Впрочем, смог же он сам заставить себя выступать на процессе сегодня утром. У каждого возраста свои страхи, и встречаем мы их так, как нас научили. Как Пэйджит заставил себя пойти на процесс, так и Карло заставил себя пойти на игру. Возможно, мальчик уже давно берет пример с него, Пэйджита.

Но куда же ему идти?

На игру. Куда же еще?

Приехав в зал, где проходили соревнования, Пэйджит почувствовал растерянность.

Зал, красные знамена с белыми буквами «Академическая школа», круговорот самой игры — все это скользило тенями на периферии его сознания; людской шум напоминал фоновое урчание допотопного приемника. Но на открытых трибунах было несколько знакомых взрослых лиц — родители, он запомнил их с прошлых игр. Сидевший в одиночестве Джонни Мур посмотрел на него с радостным удивлением.

— После обеда небольшая разрядка?

— Как минимум. — Пэйджит сел. — Сделай одолжение, Джонни. Если собираешься кого-нибудь убить, подожди хотя бы с недельку. И не убивай никого, кто не знаком мне лично.

Мур не снизошел до ответной улыбки. Они молча наблюдали за игрой.

Среди спортсменов в красной форме Пэйджит увидел Карло. Лицо его было мокрым от пота. Он оттянулся от центра площадки в защиту, смахнул рукой густые черные волосы со лба, бросил взгляд на свалку красного и голубого, потом взглянул на часы. Пэйджита он не видел.

Тот понял, что мальчик на несколько мгновений вышел из активной игры. Повернувшись к Муру, спросил:

— Как он выступает в этом году?