Степень доверия - [96]

— Что с вами, Георгий Порфирьевич? — всполошился агент. — Кого позвать? Врача? Денщика?

Захлебываясь в кашле, Судейкин помотал головой. Придя в себя, он лег на спину, смахнул выступившие от напряжения слезы, но еще долго трудно дышал.

— Ничего, брат, — закрывая глаза, сказал он усталым голосом. — Это пройдет. Не обращай внимания. Поезжай с богом и возьми с собой Ваську Меркулова. Сам не раскрывайся.

Глава двадцать пятая

В конце декабря 1882 года из Одессы пришло сообщение: разгромлена типография, организованная Сергеем Дегаевым. Все работавшие в типографии, в том числе и сам Дегаев с женой, арестованы. А спустя месяц, придя к своим харьковским друзьям Тихоцким, Вера увидела за столом Сергея Дегаева. В чистой белой рубахе он сидел перед самоваром и пил чай, наливая его из расписанной цветами чашки в глубокое блюдце.

— Боже мой! — удивилась Вера, — Каким образом?

Дегаев шагнул навстречу, обнял ее.

— Бежал, Вера Николаевна, — сказал он волнуясь.

— Как вам удалось?

— Сейчас все расскажу. Да вы садитесь, попейте чаю с морозу.

Они сели. Софья Адольфовна Тихоцкая подала Вере чаю.

— Ну, я вас слушаю, — подняла Вера глаза на Дегаева.

— Ну, значит, было так, — не торопясь, начал Дегаев. — Как вы уже знаете, наша типография была разгромлена. Арестованы Калюжная, Спандони, Суровцев и я. С самого начала я решил попытаться бежать. Из Одесской тюрьмы бежать никак невозможно, тогда я придумал уловку и говорю следователю, что в Одессе показания давать не желаю, а дам в Киеве, где жил до Одессы. Жандармы долго не соглашались, но потом видят — не поддаюсь, согласились. На вокзал повезли вечером в пролетке. Один жандарм слева, другой — справа. Едем. Выезжаем на какой-то пустырь, я говорю себе: «Пора!», достаю из кармана горсть табаку и — в глаза жандармам. Полгорсти одному, полгорсти другому, спрыгнул на ходу и — дай бог ноги. Как бежал, не помню. Выстрелы уже потом услыхал, когда далеко был.

— Где вы взяли табак? — поразилась Вера. — Вы же не курите?

— Я не курю, — согласился Дегаев, — но табак купил заранее.

Вера была потрясена. В таких ситуациях очень редко кому удавалось бежать, А вот Дегаев ухитрился. Она посмотрела на его измученное лицо:

— А где же вы ночевали?

Дегаев смутился, заколебался, видимо, не хотел отвечать, но потом посмотрел ей прямо в глаза и твердо ответил:

— Я ночевал в нехорошем месте.

Теперь смутилась Вера, Она понимала, что для своего спасения революционер имеет право прятаться везде, в том числе и в публичном доме, но все же было неловко. Она замяла эту тему и стала расспрашивать дальше, как все же удалось ему, разыскиваемому, выбраться из Одессы.

— Дальше все было проще, — сказал Дегаев. — Сначала прятался в Одессе у Крайского, потом в Николаеве. Несколько дней переждал и — сюда. Приехал — ни адресов, ничего. Явился к Турскому, на имя которого должен был писать вам. Говорю ему, что мне надо с вами увидеться, он уперся и ни в какую, уломать его было труднее, чем убежать от жандармов. — Дегаев улыбнулся: — Но вот я перед вами.

— Ну и слава богу, — сказала Вера. — Я очень была огорчена вашим арестом. Как вы думаете, что навело полицию на ваш след?

— Трудно сказать, — подумав, сказал Дегаев, — Возможно, ящики и сундуки со шрифтом. Когда их перевозили, пришлось нанять носильщиков, а носильщики удивлялись, что ящики слишком тяжелые. Что, говорят, у вас здесь? Золото, что ли?

— Вы думаете, носильщики и донесли?

— Думать-то я думаю, — сказал Дегаев, — но у меня есть подозрения и похуже. Мне кажется, что выдает кто-то из нелегальных.

— Кто же может там выдавать?

— Я вам говорю: кто-то из нелегальных.

— Да ведь там, кроме вашей жены, Спандони, Суровцева и Калюжной, никаких нелегальных нет. А они люди верные.

— Я ни про кого из них ничего дурного сказать не могу, но, если полиция арестовала всех сразу на разных квартирах, это о чем-то говорит.

В ту ночь она долго не могла заснуть, лежала с открытыми глазами и думала над словами Дегаева. Почему он настаивает на том, что выдает кто-то из нелегальных? Разве можно поверить, что кто-нибудь из них способен на предательство? Но ведь были же случаи, когда самые проверенные товарищи, попав в лапы жандармов, становились на этот путь. Кто мог подумать на Гришку Гольденберга, отчаянного террориста, который всегда был готов участвовать в самых рискованных предприятиях, а вот поди ж ты! А Рысаков… Или Меркулов — сколько было переговорено с ним!

Откуда же берутся предатели? Что принуждает их к этому? Страх? Да, страх. Страх смерти. Страх пожизненного сидения в каменном мешке. Страх каторги.

Но разве раньше, когда они вступали в партию, они не думали о том, что все это может кончиться смертью? Разве не приговорили они себя сами? Приговорили. Так почему же?

Потому, что многие из них, готовые, не задумываясь, отдать свою жизнь в деле, не могли выдержать спора с жандармами, изощренными, изучившими все слабости человека, опытными, знающими, кого пугать смертью, кого пытками, кого издевательствами над родителями, кого соблазнить утерянной свободой (ведь в настоящей мере человек понимает, что такое свобода, только тогда, когда он ее потерял), а кого и просто деньгами.