Степан Бердыш - [22]
Коварный зверь вполне отвечал своей кличке. Вот успокоился… и резким вывертом едва не сбросил невольно расслабившегося седока. Но поплатился за выходку: осерчавший объездчик чуть не оборвал его ноздри. А шпоры едва не насквозь пропороли бока.
Стрельцы и продравшие глаза мужики степенно чесали бороды, вдумчиво кивали головами, цокали, делились соображеньями, откровеньями и подсказками. Но по всему было ясно: народ удовлетворён искусным укрощением Супостата.
На прощание Бердыш махнул рукой и поскакал к Волге.
Семейка Кольцов
Огнув поваленные коряги, пересёк узкую рынь и тронул против течения. Подальше лес слегка расступался, деревья редели. Всаднику не требовалось пригибаться и заслоняться от веток. И встречи долго искать не пришлось. Выбравшись на первую же опушку, он почти вплотную столкнулся с четверкой верховых. Клинки обнажились.
«Лишь бы не убили Супостата», — единственное, что подумалось Степану. И не медлить! Шорох слева. Конь пустился грудью — молниеносного взмаха плети не заметишь! Казалось, невооружённый всадник торопится навстречу неминучей гибели. Но под самым носом у головного, Степан вырвал саблю, тот опешил, и вот уж клинок выбит. Спустя долю мгновенья он удалялся от казачьих спин.
Ещё троё скачут на переём. Бердыш, улыбаясь, слегка поигрывает согнутой в локте рукой: сабля ныряет поплавкм. Лесотишь оглашается звоном. Степан опять не отдает отчёта, чего ради ввязался. Что ль от лихости природной… Что ль показать, чем шит.
Отбился от троих. Четвертый вскинул самопал и пальнул в упор. Пуля просверлила воздух в пальце от виска. Эге, так потеха далёко зайдет. Изобразив приветность, он опустил руки и крикнул:
— О-го-го! Люди добрые, незловредные! Ваша взяла. Кончай бойло. Пошто препоните страннику мирному? Привет вам и долгая лета!
— А ну, мирный странник, божия корова, затЫкни хлебало, сымай игрушки и наземь скидай. Не то просквожу, как перепёлку, — злобно гаркнул неуклюжец. Подъехав, не чинясь, ткнул в бок дуло и без сомнения исполнил бы обет. Однако росляк с головой, и поверх, и снизу как седой колоб, сдержал шальную руку. Бердыш беспрекословно подчинился указу. Чувствовалось, господа не из шуткарей.
Велели слезть с коня, связали руки. Один из казаков взял под уздцы Супостата. Коротким взбрыком норовистый конь опрокинул посягателя. Убедясь, что так сразу скакуна не подчинить, круглоголовый спаситель кивнул в сторону Степана. Молодой казачок развязал пленнику руки.
— Ну, вот что. Некогда нам вожжаться с твоим аспидом во гриве. Сидай верхом. Да не вздумай чего там ещё — пристрелю, — поклялся злопамятный.
Бердыш пожал плечами и оседлал коня, тотчас присмиревшего.
— А для порядка, соколы-атаманы, заклейте-ка проныре гляделки, — надумал который пошишкаристей. Чей-то кушак плотно обвил Стенькино переносье. Бердыш опять повел плечами, двинул вслепую. Никак не мог взять он в толк, что за народ вокруг и какой язык тут полезней.
Ехали мало. После первого же «тпру» тряпицу сдёрнули. Степан зажмурился. Так светло в лесу не бывает. Медленно повернулся в седле. Ну да — широкая, под стать Красной площади, поляна.
— Эй, не шуткуй, слазь с кобылы, — прошипел казак-разиня. Видно, всё не мог простить Бердыша за то, что осрамил. Степан обиженно попрекнул:
— Дядя, ты, за ради бога, бей людей, коль хошь. А скотину не трогай. Грешно это, — хлопнул Супостата по холке и прибавил. — Он — такая ж кобыла, какой ты казак.
Станичник дрожащей рукой потянул рукоять. И снова одернул его высокий седой шишкарь.
— Отринь, Барабоша, — недобро хрипел злючник, пихаясь.
Заступник молча сверкнул белками. Степанов недруг был на вид старше Барабоши. Подняв саблю, он оскалился. Лысина набрякла клюквой. Сталь скрестилась и разъехалась. Оба отлетели шагов на пять. Сбегались люди, принимая сторону: кто — Барабоши, кто — Ермолы Петрова, лысого казака. Оба — из знатных атаманов и бойцов, за каждым своя ватага. Бердыш не без увлеченья разглядел забияк. Имя Барбоши, равно как Барабоши и Барбоса, он слыхал, и не раз уже. Когда-то Барабошина ватага прогремела на всю Московию славными набегами и памятным отпором татарскому нашествию.
Теперь атаманил над тутошней вольницей. Бердыш предположил, что сейчас его свезли на знаменитую в туземье Барабошину поляну — к летнему кошу Богдана Барабоши. От Звонарёва Степан вчера узнал, что несколько разбойничьих ватаг и отдельных, оставшихся без людей кошевых сошлись намедни в один большой стан для сговорок по переделу земли под разбойный промысел. При этом набольший отряд у свежеприбылого из Ливонии беглого коненачальника Семёна Кольцова — то ли брата, то ли свояка Ивана Кольца, правой руки самого Ермака Тимофеевича. Исключая Барабошу, все другие атаманы временно подчинились воле опытного ливонского вояки Семейки.
Судя по имени, соперником лихого Барабоши выступил не простой тать. Позже узнал, что Ермола Петров до влития в войско Кольцова был кошевым, покуда ногайская засада рога не обломала. И хотя имя его Степану ничего не несло, окромя сходства с другим Ермаком, было видно: не рядовой казак, коль со станичным вождём схватился.
Кстати, Ермола показал себя недурным рубакой. Стала понятней его неприязнь: обезоружив Петрова на соседней опушке, Степан всем выказал его как бы неловкость. Барабоша не уступал заядлому драчуну, исправно отражая все выбросы. Трудно сказать, чем бы кончилось. Возможно, горячие приверженцы обоих задир, в конце концов, тоже ввязалась бы в схватку, устроив общее побоище. И это вряд ли на руку пленнику. По счастью, кипяток страстей охладил властный голос:
От Сванидзе исходит «черная энергетика» и навязчивый антикоммунизм. И хотя за последнее время потоки лжи его «Зеркала» заметно уменьшились за счет сокращения времени эфира, Сванидзе нашел для них «лазейку» в своих исторических ночных опусах. Недаром же еще на заре его бурной теледеятельности творческий почерк оного окрестили как «ночной кошмар». В чем вы еще раз убедитесь, читая эту книгу перед сном.
Так сложилось, что в XX веке были преданы забвению многие замечательные представители русской литературы. Среди возвращающихся теперь к нам имен — автор захватывающих исторических романов и повестей, не уступавший по популярности «королям» развлекательного жанра — Александру Дюма и Жюлю Верну, любимец читающей России XIX века граф Евгений Салиас. Увлекательный роман «Миллион» наиболее характерно представляет творческое кредо и художественную манеру писателя.
Роман «Коронованный рыцарь» переносит нас в недолгое царствование императора Павла, отмеченное водворением в России орденов мальтийских рыцарей и иезуитов, внесших хитросплетения политической игры в и без того сложные отношения вокруг трона. .
Гейнце писал не только исторические, но и уголовно-бытовые романы и повести («В тине адвокатуры», «Женский яд», «В царстве привидений» и пр.). К таким произведениям и относится представленный в настоящем издании роман «Людоедка».
Фронтовики — удивительные люди! Пройдя рядом со смертью, они приобрели исключительную стойкость к невзгодам и постоянную готовность прийти на помощь, несмотря на возраст и болезни. В их письмах иногда были воспоминания о фронтовых буднях или случаях необычных. Эти события военного времени изложены в рассказах почти дословно.
Эти сказки написаны по мотивам мифов и преданий аборигенных народов, с незапамятных времён живущих на морских побережьях. Одни из них почти в точности повторяют древний сюжет, в других сохранилась лишь идея, но все они объединены основной мыслью первобытного мировоззрения: не человек хозяин мира, он лишь равный среди других существ, имеющих одинаковые права на жизнь. И брать от природы можно не больше, чем необходимо для выживания.
Аннотация издательства: Герой Первой Мировой войны, командующий 2-ой армией А.В.Самсонов погиб в самом начале войны, после того, как его войска, совершив знаменитый прорыв в Восточную Пруссию, оказались в окружении. На основе исторических материалов воссоздана полная картина трагедии. Германия планировала нанести Франции быстрый сокрушительный удар, заставив ее капитулировать, а затем всеми силами обрушиться на Россию. Этот замысел сорвало русское командование, осуществив маневр в Восточной Пруссии. Генерал Самсонов и его армия пошли на самопожертвование.