Степь да степь кругом... - [7]

Во время политических баталий действие разворачивалось обычно таким образом.

— Ну что, дерьмократы, — постепенно накаляясь, начинал обычно тихий и покладистый Пак, — довели страну?

— Можно подумать, что при твоих коммуняках лучше было, — почище какой-нибудь собаки Павлова демонстрируя условный рефлекс на привычный раздражитель, тут же отзывалась Раечка.

— Да, уж конечно лучше! — ступал на скользкую дорожку бесперспективной дискуссии муж.

— Это чем же лучше, интересно?

— Да всем.

— Ну чем это, чем?

— Таких безобразий не было!

— Были!

— Не было!

— Были, только о них никто не знал!

— Знали!

— О чем же это знали, если ты говоришь, что их не было?

— Дерьмократов — на фонарь! Сталина на них нет! Был бы Сталин, он бы такого не допустил!

— Можно подумать, ты не знаешь, что в тридцать седьмом моего дедушку арестовали!

— И правильно сделали! Твой дедушка был антисоветчик!

— Мой дедушка — антисоветчик?! Да ему всего семнадцать тогда исполнилось! И он хотел быть пианистом! А его — в лагерь!

— Надо было повесить на рояльной струне!

Бассет в ужасе бросался в прихожую и уже оттуда следил за развитием событий. Лысый Хаббл вжимался в угол дивана. Раечка отбрасывала вязанье, выхватывала из Сашиной руки очередной бутерброд, который он собирался сжевать, срывала с масляной прослойки колбасный пласт, швыряла на пол и принималась возить скользкой стороной бутерброда по мужниной физиономии, стараясь охватить возможно большую территорию и шипя: «Чукча! Чукча! Чукча!» И хотя таким образом события разворачивались довольно часто, добрейший вне зоны телевизора, но звереющий перед экраном, Пак всегда оказывался к такому повороту не готов, терялся, и масляный бутерброд в течение нескольких секунд безнаказанно елозил по его круглой физиономии.

В конце концов Саша вырывался и бежал в ванную умываться, а возвращаясь, вновь садился рядом с Раечкой, и оба досматривали «ток-шоу» в мрачном молчании. Сириус, старавшийся не упустить из перебранки ни слова, каждый раз успевал сожрать отброшенную Раечкой колбасу и потом с легким чувством стыда наблюдал, как супруги, недоумевая, пытаются ее найти.

— Опять куда-то завалилась, — удивлялась Раечка.

— Потом по запаху найдем, — заискивающе шутил только что побитый бутербродом «коммуняка».

Впрочем, от темы очередного «ток-шоу» ничего не зависело. По телевизору могли говорить о чем угодно — о проблемах русского языка, отмене моратория на смертную казнь, предстоящем параде геев или привилегиях депутатов, — все заканчивалось одинаково: мнение супругов оказывалось диаметрально противоположным, масляный бутерброд елозил по Сашиным щекам, а Сириус потихоньку сжирал колбасу…

Раз в месяц Саша возвращался с вечерней прогулки один.

— Опять убежал? — ужасалась Раечка. — Как же ты не уследил? Я ведь говорила — не спускать с поводка!

— Ну, надо же ему побегать. Он и так разжирел, — оправдывался муж.

— Ты тоже разжирел, я же не заставляю тебя бегать!

— Но я же не собака!

— Ты — пожиратель собак! Все корейцы жрут собак!

— Ты что, может, думаешь, что я его съел?

— Может, и съел!

— Ты, Раечка, от безделья совсем сдурела. Шла бы работать, может, в голове бы не так пусто было.

— Ты что, попрекать меня вздумал?!

— Да, может, он к собачьей свадьбе примкнул. Вернется, я его убью.

— Это я тебя убью! А вдруг не вернется?

Весь вечер супруги обсуждали возможные пути миграции гипотетической собачьей свадьбы, ночью почти не спали, прислушиваясь к шорохам на лестничной площадке и крикам беснующейся в парке молодежи, а утром Сириус возвращался. Его ругали, мыли, кормили, целовали, и все возвращалось на круги своя.

Раечке с Сашей, конечно же, и в голову не могло прийти, что раз в месяц, во время полнолуния, их Сириус, который на самом деле и не Сириус вовсе, а космический разведчик XXL, отправляется в самую гущу парка и там, глядя на невообразимо далекую мигающую звездочку, шлет зашифрованные телепатограммы ожидающим его сообщений коллегам с информацией о различных проявлениях загадочной русской души.

От выводов XXL воздерживался, да они от него и не требовались — он должен был сообщать только факты, а ученые Трона — обрабатывать их, чтобы постепенно разгадать феномен, что даст возможность лучше понять довольно большую часть населения далекой и такой беззащитной планеты, а следовательно, шефствовать над ней более эффективно.

Но самым странным было то, что время от времени из дому пропадал и канадский сфинкс. Его на улицу не выпускали. Одетый в оранжевую безрукавку, он вместо прогулки утром и вечером забирался на открытую форточку и с завистью взирал оттуда, как хозяин ведет через двор Сириуса в сторону парка. Несмотря на то что форточка была забрана капроновой сеткой, он пусть изредка, но каким-то немыслимым образом умудрялся просачиваться сквозь преграду. Обратно являлся в замызганной безрукавке, дрожащий от холода, голодный, но чрезвычайно довольный… Хозяева были уверены, что кот удирает из дому в поисках невесты, однако, в отличие от нормальных представителей породы кошачьих, делает это почему-то не только весной, но в любое время года.

И вот во время последнего сеанса связи XXL получил сообщение, что в материальной оболочке канадского сфинкса расположился агент 30 с ничтожной экзопланетишки, которая в каталогах земных астрономов обозначалась как 581-с и вращалась где-то в окрестностях красного карлика Глезе-581. Масса этой планеты, правда, в пять раз превышала массу Земли, а сила тяжести была почти в два раза больше, но все равно это была самая маленькая из обнаруженных пока что экзопланет, и относиться к ее населению с уважением у трончан как-то не получалось. Жители 581-с с формой существования еще не определились, поэтому те, кто хотел, могли жить в телесном обличье, те же, кому это было не по нраву, помещали свои тела в специальное хранилище, откуда их можно было извлечь по первому требованию, и пребывали в виде некоего эфирного образования сколь угодно долго.