Стены из Хрусталя - [10]

Гизела разрывалась между желанием сбросить эту тварь и узнать, что же это, собственно, за тварь такая. В домовых она перестала верить с тех пор, как… Да, в общем-то, никогда в них и не веровала. Какой домовой поселится в замке, если у хозяев не найдется лишнего блюдца молока? Самим едва хватало.

Первый порыв пересилил, и вампирша сгребла гоблина в охапку, схватила за загривок, встряхнула как следует.

— Ты кто? — уже затем вежливо спросила она.

Гоблин сучил ногами, пытаясь вырваться, но отвечал покладисто:

— Фетчем прозываюсь. Или просто Кошмар.

— Очень приятно, Гизела фон Лютценземмерн. То есть — что ты тут делаешь?!

— Прихожу к спящим и сажусь на грудь. Чтоб им того, снились плохие сны. Точнее, плохие с точки зрения общепринятой морали, — уточнил гоблин.

— Спасибо. А то как же без тебя-то! Тебя сюда звали?! — вампирша еще раз его встряхнула. — Да что это за работа такая?

— Хорошая. Можно трогать женскую грудь.

— И так изо дня в день? Это ведь скучно.

— Ну, смотря что за грудь, — мечтательно протянул Фетч.

— Брысь отсюда! — закричала Гизела и для убедительности затопала ногами.

Никакого желания держать в руках столь скабрезное существо у нее не оставалось, посему она брезгливо швырнула его на пол, словно то был дохлый таракан, и сама бросилась прочь из комнаты.

Мало ли, вдруг он работает с напарником.

Девушка оказалась в коридоре. Нет, не так — в Коридоре. Рядом с ним парадная галерея замка Лютценземмерн была не шире лестницы для слуг. Да что там, весь замок мог бы тут поместиться. Гизела посмотрела вверх, и у нее закружилась голова — потолок начинался где-то в стратосфере. В глазах зарябило от дверей, белых с золотыми узорами, похожих друг на друга, как братья-близнецы. Ряды дверей, устремленные в бесконечность.

Идея пойти куда-нибудь и поискать… кого-нибудь уже не казалась такой логичной. Поскорее бы вернуться в спальню, та хотя бы не была размером с ипподром. Гизела обернулась и поняла, что вернуться будет не так уж просто. Она не помнила, какая именно дверь вела в ее комнату. К счастью, только одна из всего множества дверей была приоткрыла, и Гизела поспешила к ней.

И ошиблась.

Убранство спальни, в которой очутилась Гизела, сочетало завитушки французского рококо с мрачностью склепа. Но завитушек все же было больше. А под зеленым балдахином, расшитым золотыми нитями, стоял гроб. Хотя нет, гроб — это небольшой деревянный ящик. Здесь же был настоящий саркофаг, где при желании могла разместиться среднестатистическая семья, да еще и кошке бы места хватило.

— Ой, — вскрикнула Гизела и попятилась.

Слишком быстро, потому и не заметила стоявший позади нее громоздкий подсвечник. Как оказалось на проверку, был он не только большим, но и тяжелым, и упал с таким грохотом, что девушке показалось, будто земля разверзлась под ногами. Искренне надеясь, что кроме нее никто ничего не услышал, она уже схватилась за дверную ручку, как вдруг приятный женский голос проговорил у самого ее уха:

— И кто только дерзнул потревожить мой сон… своею дивной красотой?..

Теперь она точно знала, что пора бежать.

* * *

Открутив оба крана, Берта не без удивления отметила, что в поместье есть горячая вода. Дома она привыкла мыться в сидячей ванне у растопленного камина — горничная приносила кипяток в ведре, а после возвращалась за использованной водой. Хотя герр Штайнберг, отец Берты, позолотил даже шпингалеты на окнах, провести водопровод в их глухомань было ему не по карману. Предвкушая приятные ощущения, вампирша заткнула ванну медной втулкой и начала расстегивать платье, между делом выискивая среди баночек с экзотическими притираниями обычное мыло.

И тут что-то изменилось. В скорости, с которой вода вытекала из крана, а так же в ее качестве. Вода стала как будто гуще.

Берта поняла это, даже не оглядываясь. Возможно, другая на ее месте не придала бы этому значение, но год, проведенный в ожидании скорой гибели, тонко настроил ее чувства.

Наскоро застегнув крючки на груди — не хватало еще встречать опасность дезабилье — фроляйн Штайнберг обернулась и сразу же прижала руку ко рту, но не от страха, а чтобы сдержать накатившую тошноту. Рано радовалась. Пусть лондонские вампиры и обзавелись горячей водой, но черпали они ее, по всей вероятности, прямиком из канализации. С глухим бульканьем из кранов вытекала бурая жидкость, а в самой ванне, полной почти до краев, плавали водоросли. Похоже, на сегодня гигиенические процедуры придется отложить.

Поминая все девять чинов ангельских в разных комбинациях, Берта закатала рукава, чтобы спустить грязную воду, но, приглядевшись, повторно зажала рот. То, что она поначалу приняла за водоросли, на самом деле не имело никакого отношения к растительному миру.

Волосы.

Более того, они откуда-то росли.

Под толщей темных вод она разглядела… нечто. Отчасти это напоминало Офелию, нарисованную художником, в чьей палитре остались лишь две краски — синяя и зеленая.

Не мигая, на Берту смотрели белесые, как у вареной рыбы, глаза. Из провала рта вырвалось несколько пузырей, а из-под белого савана, который колыхался так, будто в ванной протекал Гольфстрим, вдруг выпростались костлявые руки и начали медленно подниматься. Вот они уже показались над водой, и тогда Берта заметила черные, потрескавшиеся ногти, едва державшиеся на плотно обтянутых кожей пальцах.