Стенание - [28]

— Это было девятого июня. Чуть больше месяца назад. И я посоветовал ее величеству ни в коем случае никому не показывать эту книгу. Там ничего не говорилось о мессе, только осуждались тупые римские обряды и отстаивался взгляд, что молитва и Библия — единственный путь к спасению, однако подобного рода заявления наши враги могут трактовать как лютеранские.

— И где теперь эта рукопись? — спросил я.

— В этом-то все и дело, — мрачным тоном проговорил лорд Парр. — Ее украли.

Королева посмотрела мне в глаза:

— И если она попадет в руки королю, это может меня погубить. И не только меня.

— Но если вы не отрицали того, что святая месса…

— С точки зрения короля, она все равно слишком радикальна, — возразила Екатерина. — Ну а уж то, что я писала все тайно от супруга… — Ее голос сорвался.

Кранмер спокойно продолжил:

— Да, его величество сочтет сие проявлением неверности. И это страшнее всего.

— Вот именно, — печально подтвердила королева. — Генрих почувствует себя… уязвленным.

У меня голова пошла кругом, и, чтобы сосредоточиться, я сцепил руки на животе, понимая, что все ждут моей реакции.

— Сколько существует экземпляров этой книги?

— Только один, написанный моей рукой, — ответила ее величество. — Я занималась сочинительством у себя в спальне, тайно, за запертой дверью, когда рядом никого не было.

— Каков ее объем?

— Пятьдесят страниц убористого почерка. Я запирала рукопись в крепкий сундук у себя в спальне. Ключ был только у меня, и я постоянно носила его на шее. Даже когда ложилась спать, не снимала.

Екатерина приложила руку к корсажу и вытащила маленький ключик. Как и жемчужина, он висел на тонкой цепочке.

— Я советовал ее величеству уничтожить книгу, — прямо сказал Кранмер. — Само ее существование представляло угрозу.

— Значит, дело было девятого июня? — уточнил я.

— Да, — ответила королева. — Я, конечно, не могла принимать архиепископа у себя в спальне, а потому вынесла рукопись в эту комнату. Это был единственный раз, когда она покинула мою спальню. Я попросила всех слуг и фрейлин выйти, чтобы наша беседа прошла с глазу на глаз.

— А вы говорили кому-нибудь об этой встрече?

— Нет, не говорила.

Все смотрели на меня. Раз уж я начал задавать вопросы, как дознаватель, то теперь уже деваться было некуда, следовало идти до конца. И я с ужасом подумал, что если вдруг что-то пойдет не так, то меня могут сжечь вместе со всеми этими людьми.

— Милорд архиепископ посоветовал мне уничтожить книгу, — продолжила королева. — И все же… Я надеялась — и по-прежнему надеюсь, — что такой труд, написанный королевой Англии, может обратить людей в истинную веру.

Она с мольбой взглянула на меня, словно говоря: видите, это моя душа, это истина, которую я познала, и вы должны выслушать ее. Я был тронут, но опустил глаза. Екатерина сцепила руки, а потом вновь посмотрела на нас троих, и ее голос приобрел мрачный оттенок.

— Ладно. Я поняла, что была не права, — проговорила она и устало добавила: — Такая вера при моем положении — тоже признак тщеславия.

— И сразу же после встречи вы вернули рукопись на место, в сундук? — спросил я.

— Да. Почти каждый день потом я доставала ее. В течение месяца. Много раз мне хотелось позвать вас, дядя.

— Эх, ну что бы тебе и впрямь со мной посоветоваться! — с чувством воскликнул лорд Парр.

— Если бы на дворе не стояло лето, если бы хотя бы раз или два затопили камин, я бы непременно сожгла ее. Но я колебалась, и дни растянулись в недели. А потом, десять дней назад, я открыла сундук и увидела, что книги нет. Она пропала.

Королева покачала головой, и я понял, какое потрясение она испытала.

— Когда вы видели ее последний раз? — осторожно спросил я.

— В тот самый день. Днем я просматривала рукопись, размышляя, не внести ли какие-нибудь изменения, чтобы ее можно было опубликовать. А потом, к вечеру, король вызвал меня в свои личные покои, и мы разговаривали с ним и играли в карты почти до десяти. У Генриха болели ноги, и ему нужно было отвлечься. Позже, перед сном, я хотела достать ее, еще раз посмотреть, чтобы направить свои молитвы, но книги уже не было.

— А вы обнаружили какие-нибудь признаки, что замок вскрывали?

— Нет, — ответила Екатерина. — Никаких.

— Что еще хранилось в сундуке, ваше величество?

— Кое-какие драгоценности. Унаследованные от моего второго мужа и его дочери, дорогой Маргарет Невилл, которая умерла этой весной. — Лицо королевы исказилось печалью.

— Все эти драгоценности немало стоят, — заметил лорд Уильям. — Но не исчезло ничего, кроме рукописи.

Я задумался:

— Сколько времени прошло после этого до… мм… инцидента между Ризли и королем?

— Три дня. — Королева горько усмехнулась. — У меня есть причина хорошо помнить те события.

— Племянница сразу же сообщила мне, — сказал Парр. — Узнав о существовании этой книги и о том, что рукопись похитили, я пришел в ужас.

Я понимающе взглянул на него:

— Насколько я представляю, сама природа кражи сделала затруднительным проведение расследования во дворце.

Лорд Уильям покачал головой:

— Мы не посмели никому сказать, что произошло. Но я узнал у стражи, кто в те часы входил в спальню королевы. Ничего необычного: пажи-уборщики, горничная, которая приготовила ей постель. Ну и еще дурочка Джейн заходила посмотреть, где королева. Дурочке Джейн, как придворной шутихе, разрешается бродить повсюду, — раздраженно добавил лорд. — Но у нее не хватит сообразительности, даже чтобы украсть яблоко.