Стемпеню - [10]

И Хае-Этл показала на сердце. Рохеле смотрела на нее растерянно и удивленно.

– Что ты так смотришь на меня, Рохеле? Не понимаешь? Да где тебе понимать? Мне так тяжко, я такая одинокая, такая покинутая, - мне надо все рассказать тебе, все-все!

И Хае-Этл поведала свой младшей подруге печальную, хоть и довольно обычную повесть о том, как издевался над ней дядюшка Лейб, а еще больше -эта злая карга тетушка. И не будь младшего сына дяди - Биньомина, она давно бы сбежала из дому или бросилась бы в реку. С этим Биньомином - единственной отрадой в ее жизни - они вместе росли. Он был ей ближе родного брата, а теперь он уехал и оставил ее в беде, как чужой, совсем чужой, совсем чужой.

– Не понимаю, Хае-Этл, чего тут так убиваться. Если бы даже родной брат уехал, и то не страшно, а тем более - двоюродный.

– Ой, Рохеле, ты представить себе не можешь, как он мне был близок, в душу он мне проник! Ну совсем, как родной, даже больше, поверь! Когда я видела перед собой Биньомина, у меня светлело в глазах, а когда он уехал...

– Биньомин ведь должен был уехать, Хае-Этл. Ведь он женился.

– Ой, Рохеле, родная моя, не говори мне этого, слышать не могу! "Биньомин женился!" Эти слова лишают меня последних сил! Когда я слышу эти ужасные слова, я чувствую: конец мой приходит. Ты этого не можешь понять, Рохеле, и дай тебе боже, никогда этого не узнать. Не гляди на меня так, Рохеле! Биньомин дал мне слово, поклялся, что только меня возьмет в жены.

– Отчего же он тебя не взял?

– Ты, Рохеле, задаёшь детские вопросы. Значит, мне не суждено. Значит, счастье ее, разлучницы...

– Но ведь он клялся, что женится на тебе.

– Ну и что же! Он все собирался сказать дяде, но боялся - ты же знаешь моего дядю Лейба, - все откладывал со дня на день, пока его не сосватали. Когда я с ним заговорила об этом, он ответил, что до свадьбы еще далеко, что он еще успеет сказать. А время шло... И наступил тот день, самый злосчастный день в моей жиани... Я была на его свадьбе, собственными глазами видела, как он надел ей обручальное кольцо на палец, слышала, как он прошептал молитву. Кантор с певчими запел, а Биньомин опустил глаза, чтобы не видеть меня. Но я знаю, что он меня видел! Ой, Рохеле, как после этого жить на свете? Где взять силы пережить такое горе?

– В таком случае твой Биньомин - большой врун. И как только земля его терпит!

– Не говори так, Рохеле! Ты не знаешь Биньомина. Не представляешь себе, что это за золотой человек! Какая у него благородная душа! Виноват только дядя Лейб, душегуб, только он один, - воздай ему, боже праведный, за кровь отца моего!

– Я вижу, Хае-Этл, что тебе очень больно...

– Больно, говоришь? Я умираю. Силы мои кончаются... А ты говоришь больно.

– Ну, а она, скажи, Хае-Этл, она хоть красивая?

– Кто?

– Ну, она... Жена Биньомина.

Рохеле заметила, как при этих словах Хае-Этл изменилась в лице, как на побледневших щеках выступили багровые пятна. Рохеле еще тогда не могла понять, почему Хае-Этл ей не отвечает, однако чувствовала, что повторять вопрос неуместно. "Раз молчит, значит - не подобает говорить. А может, ей очень больно, и поэтому она не хочет сказать".

Некоторое время спустя Рохеле встретилась с Хае-Этл на свадьбе, - то была свадьба самой Хае-Этл. И она ничем не отличалась от других невест: сидела как полагается невесте - молчала, затем пошла к венцу. На другой день после венчания была, как водится, повязана. Правда, она немного побледнела, и выражение лица у нее было слегка задумчивое и невеселое. Но что за беда? Такой, собственно, и должна быть новобрачная на другой день после венчания. Не пуститься же ей в пляс!

А что у нее было на душе? Кто знает! Девичья душа - тайна, сокровенная тайна, сундук за семью замками, и не пристало мужчине заглядывать туда, неприлично!

X Еще о Рохеле

"Каково-то, должно быть, теперь на душе у Хае-Этл!" Рохеле крепко задумалась над этим вопросом на свадьбе своей подруги. Рохеле ни с кем не поделилась своими мыслями, но она смутно чувствовала и разум ей подсказывал, что Хае-Этл, должно быть, невесело сидеть рядом со своим суженым, совершенно чужим парнем, в то время как ее редной Биньомин теперь где-то далеко со своей женой... Ей, Рохеле, очень хотелось в эту минуту спросить у Хае-Этл, как поживает Биньомин, пишет ли ей. Но, подойдя к подруге, всмотревшись в ее бледное лицо, прислушавшись к ее частым вздохам, - она не решилась завести разговор.

Мы, пожалуй, не ошибемся, если скажем, что Рохеле тогда впервые задумалась над подобными вопросaми... Нередко какое-нибудь потрясающее жизненное событие возбуждает больше мыслей и сильнее действует на воображение, чем десятки прочитанных книг. Правда, Рохеле была девушка простая, ничем особо не выделявшаяся, но умом природа ее не обидела. И этот врожденный ум помогал ей постигнуть многое. Она никогда не читала романов и понятия не имела о книжных героях, но почему бы ее чистому сердцу не почувствовать чужое горе, не понять мук ближнего? Благодаря несчастной любви Хае-Этл Рохеле как-то сразу стала старше на несколько лет.

К тому времени Рохеле уже и сама была невестой. О своем женихе Мойше-Мендле она наслышалась таких похвал, что считала себя самой счастливой девушкой на свете. Со всех сторон ей уши прожужжали: