Стеклянное проклятие - [3]

Всего несколько недель назад Оскар был официально усыновлен Карлом Фридрихом фон Гумбольдтом – ученым и исследователем, пользовавшимся в официальных кругах неоднозначной репутацией. А задолго до того Гумбольдт обнаружил, что в результате его давней связи с покойной актрисой Терезой Вегенер семнадцать лет назад на свет мог появиться ребенок мужского пола, и энергично взялся за поиски, которые и завершились усыновлением Оскара. Отныне ученый стал его отцом и опекуном, и каждый день не уставал напоминать юноше об этом.

Оскар застегнул верхнюю пуговицу на рубашке. Черт побери, он привык жить по-своему. Пока Гумбольдт не подобрал его на улице, он всегда сам распоряжался собой. Пусть жилось ему голодно, зато свободно, и теперь он с трудом заставлял себя подчиниться жестким правилам. К тому же, у него была масса обязанностей в этом доме. Вот кто бы ответил на вопрос: почему Гумбольдт покинул его мать и почему так поздно разыскал его? Удовлетворительного ответа пока не было. А теперь еще и чертова латынь! Как будто она может когда-нибудь ему пригодиться!

Заложив одну руку за спину и жестикулируя другой, Карл Фридрих фон Гумбольдт расхаживал по кабинету. Он склонял латинское существительное «доминус» – «господин», но произносил каждое слово так медленно и монотонно, что глаза сами собой закрывались.

– Доминус, домини, домино, доминиум, домине… – Дойдя до окна, Гумбольдт разворачивался, да так резко, что половицы взвизгивали под его подошвами. – Доминус, домини, домино, доминиум, домине!..

Прозрачно-голубые глаза ученого смотрели в пол, а брови подрагивали, словно он ими дирижировал в такт. Его внушительная фигура отбрасывала на стены причудливые тени.

Оскар чувствовал, как на него наваливается непомерная усталость. Что за семейка! За соседним столом сидела его кузина Шарлотта, племянница его приемного отца. Ее перо усердно скребло бумагу, она добросовестно записывала каждое слово преподавателя. Оскар покосился на ее выпуклый лоб, маленький, правильной формы носик и припухшие губы. Зимнее солнце мягко освещало белокурые волосы девушки, и в эту минуту она была больше всего похожа на ангела. Но внешность, как известно, обманчива.

Шарлотта была далеко не ангелом. Она была несдержанной, злопамятной и дерзкой. Девушкой, которая точно знает, что ей нужно и как это получить. Кроме того, последнее слово всегда должно оставаться за ней. Одному небу ведомо, почему он так глупо улыбается всякий раз, когда смотрит на нее.

Чуть поодаль сидели Берт, Мышонок, Вилли и Лена, – его друзья, с которыми он жил на улице. Гумбольдт и их пригласил к себе, чтобы решительно доказать Оскару, что желает ему только добра. Конечно, его приемный отец вовсе не был святым или бескорыстным благотворителем: он дал им работу и всего один шанс, но Оскар и за это был ему бесконечно благодарен. С тех пор, как здесь поселились его друзья, дом наполнился молодыми голосами и смехом. Они выполняли свои обязанности весело и словно играючи, а тишина, которая прежде заполняла комнаты и коридоры, куда-то исчезла. И все было бы просто замечательно, если бы не занятия, которыми Гумбольдт изводил его изо дня в день.

Настоящей душой дома была Элиза, темнокожая уроженка Гаити. Она была верной спутницей ученого, его ближайшим другом и помощницей. Вдобавок Элиза обладала таинственными способностями, которые казались граничащими с волшебством. Например, она могла установить связь с другими людьми с помощью одного лишь усилия мысли. Оскар понятия не имел, как это происходит, но, тем не менее, факт оставался фактом. Он и сам не раз испытал это на себе.

В доме имелась еще одна дама – киви Вилма. Эта странная нелетающая новозеландская птица и сегодня составляла компанию молодежи. С помощью портативного переводчика – лингафона – птичьи звуки и сигналы удавалось перевести на человеческий язык, но Вилма была не слишком многословной. Ее словарный запас был довольно ограниченным, и состоял преимущественно из слов, которыми киви описывала свое состояние: «голод», «жажда», «устала», «весело», «грустно» и прочих в том же роде. Так что на долгие беседы с Вилмой рассчитывать не приходилось. И тем не менее, птица умела говорить, пусть и при помощи технического изобретения, сделанного Гумбольдтом и особого витаминного корма, который Вилма ежедневно получала, – и само по себе это было удивительно. Кроме того, витаминизированный корм изменил естественный биологический ритм жизни птицы, и вместо того, чтобы быть активной по ночам, как ее родичи в Новой Зеландии, Вилма приспособилась к дневному существованию и стала спутницей Гумбольдта во всех его экспедициях.

Вот, собственно, все, кто обитал под этим кровом. Не такая уж большая семья – в Берлине можно найти и побольше.

Оскар покосился на друзей. Несмотря на то что они уже могли бы считаться молодыми людьми, в отличие от него, им пришлось только сейчас начинать учиться читать и писать. На улице обучают совсем другим вещам. Однако им разрешалось присутствовать на занятиях по латыни, если, конечно, у них имелось желание проникнуть в тайны этого нелегкого языка. И как они умудряются делать такой заинтересованный вид? Неужели только ради того, чтобы угодить своему работодателю?