Стеклянная пыль - [2]

— Ты настойчив, приятель, — сказал я ему и неторопливо поднялся.

Специально для таких случаев я держал в кустах увесистую дубину, ей-то я сейчас и вооружился. Размяв мышцы, я основательно утвердился на берегу напротив зуборыла, взялся за узкий конец дубины обеими руками и поднял ее над головой. Показалось, что в пустых глазах зверя мелькнул страх. Мне стало жаль идиота, и я не стал отводить руки за спину, а просто на выдохе приложился дубиной по макушке твари, точно между глаз. Любой человек от такого удара свалился бы замертво, а вот зуборыл, уныло хрюкнув, шарахнулся от берега и исчез в зарослях камыша. А вдруг вместо того, чтобы вправить ему мозги, я еще глубже погрузил его в пучину безумия? Эта мысль показалась мне безосновательной.

2. Бруко

Приближался день первого листа. Как объяснил мне Носач, старший сын моего «покровителя», этот день определяется шаманом, но, естественно, всегда приходится на конец лета — начало осени. Шаман объявляет о предстоящем празднике за неделю, выйдя из пещеры с восходом солнца и завопив что есть сил:

— Первый лист, ты летишь к земле кружась, в ветре утреннем виясь, жилки темные на солнце, вы длинны и глубоки, если б, лист, ты мог узнать, сколько лету до земли, ты бы лучше подождал хлад нести и дождь занудный… — И тому подобное.

Носач не затруднился исполнить весь монолог шамана, что неудивительно — его прочили в преемники старика. Более того, он официально считался учеником оккультиста.

Шаман отличался странностями поведения, что легко объяснялось его нервной работой. У него было двое взрослых детей, лишенных способностей к ворожбе, из них один сильно отставал от сверстников в развитии и чудом не был съеден дикими зверями за двенадцать лет своей жизни. Основной обязанностью старика было лечить соплеменников, для чего он собирал в степи травы. Из леса и с гор ему приносили сырье охотники — то есть они тащили что попало, он же всему старался найти применение. Старик неплохо разбирался в растениях, а Носач даже иногда ставил на себе опыты, приготавливая различные смеси из редких видов. При мне он однажды смешал корень жубила и лепестки хворостуна, растер их и залил кипятком. На другой день он ходил слегка позеленевший, теряя ногти один за другим. Впрочем, в этот раз ему просто не повезло, ведь заведомо ядовитые растения он не трогал. Один ноготь — на мизинце правой руки — все же остался, но другие, похоже, отрастать не собирались. Носач стал беречь его пуще глаза, полировал кусочком шкуры и ни за что не соглашался обкусать, поэтому ноготь свободно рос и достиг размеров пальца, пока наконец не сломался.

Дня за два до праздника мы с Носачом отправились к шаману в гости — Носач поделиться результатами своих опытов, хотя бы и малоутешительных, я же с целью углубления познаний по части местных обычаев. То есть без всякой цели.

Шамана звали Бруко, он с семьей жил рядом с нами, на краю поселка, в просторной, но несколько сыроватой пещере с низким потолком, прокопченным дымом от вечно горящего очага, на котором и сейчас в глиняном котелке что-то варилось. Сам Бруко сидел на камне у стены и высекал каменным резцом изображение некоего животного, помогая себе плоским окатышем.

Мы с Носачом подошли сзади и встали за плечом художника. Рисунок бегущего волколиса был почти готов, оставалось нанести последние, определяющие пол и возраст зверя штрихи в районе хвоста, головы и туловища, излишне, на мой взгляд, коротковатого. Я сказал об этом шаману, но он ответил, что это, во-первых, еще совсем не старый зверь, а во-вторых, он их столько видел вблизи в молодости, что лучше знает.

Носач принялся излагать шаману результаты своих опытов, я же отошел к выходу из пещеры и посмотрел на открывающийся вид. Ничем, собственно, от давно знакомого мне ландшафта, состоящего из реки, леса и расположенных за ним крутых горных кряжей, он не отличался. Трава у входа в жилище шамана была начисто вытоптана, а на склоне в нескольких шагах от меня сидел, нахохлившись, Айси, младший сын Бруко. Он старался так подбросить камешек, чтобы тот угодил в лунку, выкопанную парнишкой между ног. Я собрался вернуться к Бруко, но меня догнал бесцветный голос:

— Берни.

— Ну, — ответил я равнодушно.

— Берни. Я сегодня чуть не поймал суслика. Я кинул в него камнем, но немного промахнулся, и он убежал в нору. Суслики живут в норах, это такие дырки в земле.

Айси являл собой ходячий толковый словарь. Он любил расшифровывать значения общеизвестных слов, очевидно, не будучи уверен, что собеседнику они известны.

— Знаю, — ответил я.

Айси последовал за мной в пещеру и уставился на произведение наскальной живописи, почти завершенное Бруко.

— Отец, а куда он бежит? — поинтересовался сын.

— На водопой. Или за рогатым бубу, по следам.

Пришла жена шамана, седая женщина преклонных лет, и предложила нам похлебки из внутренностей свежезаколотого бути. Мы с удовольствием принялись уплетать наваристый суп, закусывая сочными кишками. Словно сами собой они длинной вереницей проскальзывали в глотку, наполняя желудок благостными ощущениями. Напоследок, в качестве десерта, мы опорожнили череп бути, заполненный сочными, дымящимися мозгами, только что сваренными.