Стекло - [27]

– Ты прав. Ты знаешь, если когда-либо кого-либо любил.

Я любил. Это было так давно, что казалось неправдой, но да – я любил и был любим.

– Назови её.

Внезапно я почувствовал себя мудрее него. Это казалось невозможным, но да – он не поймал момента, когда многозначительное молчание перестало работать. Какое-то время он молчал, но потом прошептал едва слышно:

– Я боюсь.

– Если ты боишься, – сказал я, – то какого чёрта ты вообще пошёл?

Проводник помедлил.

– Я не знаю, – ответил он.

За сегодняшний день я слышал от него эту фразу чаще, чем за всё время нашего знакомства.

7. Ка

Аз есмь Ка, Хранитель спокойствия. Имя моё начертано на древних машинах, мне тысяча лет, и тысячу лет я оберегаю мир от Хаоса. Тысячу лет я стою на страже невидимой двери, тысячу лет бьются в неё змеи и прочие гады, тысячу лет я твёрже камня, прочнее стали, горячее огня, холоднее льда. Нет никого за мной и передо мной, я един и одинок, я всесилен и безгрешен, я вышел из коацервата и останусь последним до Большого разрыва, я – основа жизни и её же предел.

И сегодня я расскажу вам историю. Историю о том, как Хаос пытался проникнуть в наш мир через человека. Как он поглотил его душу, и вырвал сердце, и заполнил его изнутри, и начал вытекать наружу, изменяя ход времён и ломая пространство. Сегодня я расскажу вам о том, чего нельзя предотвратить, но можно исправить, и о том, что нельзя исправить, но можно предотвратить. Я направлю вас, я покажу вам единственно верный путь, который приведёт вас к истине.

Глупец, пытающийся заполнить Великую Впадину с помощью обычной лопаты, вызывает лишь смех и презрение. Но не потому, что орудует лопатой, а потому, что никто не сможет совершить подобное даже с армией бульдозеров. Он пытается совершить невозможное, и все, кроме него, понимают, что это невозможно. Мы смотрим на него как на изгоя, выродка, чужого.

Но суть в том, что таковы все мы. Мы ничем не отличаемся от него. Много лет назад я красил стены своего дома новой краской, которую рекламировали как быстросохнущую, водостойкую и сохраняющую яркость на протяжении многих лет. Конечно, ничего подобного не было и в помине: она сохла неделю, а облезла меньше чем за год. Но кто виноват? Производитель краски? Или я, не прочитавший инструкцию и решивший делать всё по собственному усмотрению, без шпатлёвки и выравнивания поверхностей?

Наша вера полна пробелов. Огромны разрывы между тем, что написано в Книге, и тем, как мы поступаем на самом деле. Между нашей истинной жизнью и тем, как нам кажется, мы живём, пропасть, и с каждым мгновением, с каждым днём, с каждым годом она расширяется. Мы так же далеки от веры, как тысячи лет назад, когда никакого Стекла не было и в помине.

Значит, нужно меняться. Но прежде стоит задать себе вопрос: хотим ли мы подлинной реформации? Действительно ли мы стремимся уйти от нашей привычной, уютной веры, которая кажется нам правильной? Действительно ли мы хотим стать другими – возможно, непонятными себе же самим, но более близкими к Стеклу?

То, о чём я говорю, – не путь к тому, чтобы поставить нашу веру на ноги. Она и так прочно стоит на ногах.

Моя цель – поставить её на колени, потому что только на коленях возможна истинная вера.

Первое препятствие на пути к духовному выздоровлению – это цена упрёка.

Станьте другими, сделайте всё правильно, поступите иначе – и тут же найдутся те, кто назовёт вас еретиками, отступниками, негодяями, как будто ярлыки имеют хоть какое-то значение. Они будут плевать в вас и презрительно смотреть на вас, они будут переходить на другую сторону улицы, заметив вас, идущих навстречу, и строчить доносы. Иные же будут, напротив, считать вас зазнайками, стремящимися к чрезмерной духовности, к чрезмерной близости со Стеклом. А если вы, сбросив оковы, будете прыгать от радости – в фигуральном смысле, в ваших сердцах, – они назовут вас пьяницами, наркоманами, идиотами.

А кое-кому вы покажетесь невежественными. Потому что они по-прежнему будут считать истиной тот жалкий отблеск прежнего величия веры, который сохранился в их засушенных сердцах. Они не поймут того, что именно вы – их путь к спасению, что вы ближе к Стеклу, чем любой из них.

Так сможем ли мы заплатить цену упрёка? Сможем?

Да, сможем. Упрёк ничего не значит, это не слишком высокая цена за шаг к Стеклу. Самый большой из тех, какие вы когда-либо совершали.

Но есть и другие препятствия. Второе – цена разрушения.

Толкователи Стекла говорят нам: нельзя. Нельзя то, нельзя это, но задайте себе вопрос – кто придумал это «нельзя»? Может, они сами извлекли его из глубин сознания? Могли ли они неверно интерпретировать послания Стекла? Могли ли они ошибиться и завязнуть в собственной ошибке, точно мухи в сиропе? Да, им сладко, им вкусно – но они никогда больше не взмахнут крыльями и не увидят солнца.

Иной раз для того, чтобы сдвинуться дальше, нужно разрушить самое себя. Чтобы вырваться из сиропа, мухе придётся лишиться ног. Войны – и внешние, и внутренние, идущие в глубинах нашего сознания, – всегда приносят разрушения. Однажды я был на балконе Храма в Даамане и увидел сверху огромную уродливую бетонную плиту, грубо врезающуюся в старинную мостовую Храмовой площади. «Что это?» – спросил я у гида. «Это броня бомбоубежища», – ответил гид. Там, под плитой, во время Большой тепловой войны Ингвар Онгальд и его военные советники провели десятки бессонных ночей, разрабатывая стратегию, которая в итоге привела к победе над нашим общим врагом. Джаггернауты были уже в ста километрах от Даамана, а они не покидали штаба, потому что отступать было некуда. Война минула, а плита – осталась. Как напоминание о том, что произошло. И эту уродливую плиту уложили мы сами – не коварный враг и не зловредный шпион.