Стая - [11]

Неторопливо, будто у него было все время мира, Рудик подобрал остатки книги и внимательно осмотрел страницы, словно выбирая овощи на рынке. Вокруг него вился сигаретный дымок, а Рудик все листал и листал остатки книжки.

Свет поезда стал ярче. Раздался гудок.

– Рудя! Выбирайся оттуда! – завопила Таня.

У Вити округлились глаза. Мое сердце колотилось в груди.

Рудик сунул страницы в карман шинели. Поезд уже почти подъехал к платформе. Послышался еще один гудок. Завизжали тормоза.

Рудик бросил окурок в пыль. Гордо и изящно, словно кот, он выпрыгнул на платформу и отряхнул колени. Не говоря ни слова, он вытащил страницы с моими чудесными сказками и отдал их мне.

– Да пошел он, этот дождь, – заявил он.

Рудик взял Таню за руку, и они скрылись в толпе.

Глава 13 Везунчик

Дождь прекратился. Холодало. У меня не было ни шапки, ни варежек, только свитер. Люди на улицах торопились вернуться в тепло, они не останавливались, чтобы подать нам милостыню.

Холод и наши пустые руки повергали Рудика в бешенство.

– Трачу время на вас, раздолбаев. Вы бесполезны! Бесполезны! – Он плюнул мне под ноги. – Особенно ты. Думаешь, раз ты мелкий, тебе не нужно приносить деньги? Думаешь, ты слишком хорош для того, чтобы воровать?!

– Ладно тебе, Рудя. – Таня опустила руку ему на плечо. – Мишка мало ест.

Рудик стряхнул ее ладонь.

– А ты?! – рявкнул он. – Думаешь, ты слишком хороша для того, чтоб ходить по мужикам? – Он схватил Таню за плечи и тряхнул ее. – Настало время и тебе заняться этим. Вот увидишь, время настало.

Паша зашелся от кашля.

– Прекрати! – крикнул на него Рудик. – Перестань кашлять!

Паша отер нос тыльной стороной ладони. На руке у него осталась кровь.

Когда было потеплее, мы с Пашей просили милостыню в парках и на площадях, надеясь, что солнце выманит на улицу деловых людей. Но теперь их стало меньше, а если кто и появлялся, они не желали расставаться со своими деньгами.

– Скоро придется уходить с вокзала, – сказал Паша.

Я наблюдал за тем, как черный пес с коричневыми подпалинами подбирается к женщине и маленькой девочке, сидевшим на лавке.

– Зачем нам уходить? – спросил я.

– Зимой милиция выгоняет нас с вокзала.

Пес, махая хвостом, разинул пасть.

– Милиция говорит, зимой на вокзалах слишком много бомжей и нищих.

Девчушка засмеялась, хлопая в ладоши. Мать не обращала внимания на пса.

– Но мы не бездельники какие-нибудь, – возразил я. – Мы же дети.

– Бомжи, нищие, беспризорники – милиции все равно. Мы для ментов что тараканы. Вышвырнуть нас – и всего делов.

Пес опустил морду женщине на колени и жалобно заглянул ей в глаза, изо всех сил размахивая хвостом. Я затаил дыхание.

– У нас есть куда пойти зимой, чтобы согреться, – успокоил меня Паша.

Женщина улыбнулась, потрепав пса по загривку. Я засмеялся, хлопая в ладоши.

– Куда? – переспросил я, представляя себе, как милиционеры отводят нас туда, где есть одеяла и горячий суп. Где для меня найдется курточка.

– В метро, – сказал Паша. – Рядом с трубами тепло.

Женщина отломила кусочек бутерброда и передала его девочке. Девочка протянула ладонь псу.

Осторожно взяв с ее ручки колбасу, а затем хлеб, пес облизнул малышке пальцы.

Я потеребил пуговицу в кармане.

Паша по-дружески пихнул меня локтем под бок.

– Все не так уж плохо, Миш. Там тепло и сухо. Нас жалеют, подкармливают. Иногда на площадь приходят церковники, дают нам супа с хлебом.

– Там темно?

Паша пожал плечами.

– Да, но у нас полно свеч, и все такое. И там весело. Намного веселее, чем у меня дома в деревне. Там есть вообще было нечего, только корм для коров и коз. Тут лучше.

– А как же твоя мама? – спросил я. – Она ведь ищет тебя, наверное?

– Мать у меня спилась. – Паша щелкнул пальцем по шее. – И отец спился. Пока у них была водка, они только и делали, что орали друг на друга. Ни до меня, ни до моих братьев и сестер им дела не было. Когда отец меня избил в последний раз, я всадил ему в живот нож и убежал.

– Ты ударил его ножом? – ужаснулся я.

Паша кивнул.

Как бы я ни ненавидел того злого дядьку, я никогда бы не ударил его в живот ножом.

Мужчина в коричневых башмаках с блестящими пряжками бросил к нашим ногам две монетки.

– Спасибо, – крикнул я ему вдогонку.

Паша подбросил монетку и поймал ее зубами.

Рассмеявшись, я захлопал в ладоши.

– Еще, – потребовал я.

И Пашка показал этот фокус снова. И снова.

Черный пес с коричневыми подпалинами встал, отряхнулся и потрусил по парку, словно опаздывая на важную встречу.

Дни становились все холоднее. Все больше людей выходили на улицы в пальто, но я уже не высматривал мамино, красное. Я наблюдал за собаками. Они были повсюду – спали в подворотнях и на канализационных люках, катались на поездах, сновали по улицам. Псы выпрашивали еду и воровали. Иногда им удавалось найти доброго человека, который их подкармливал. Иногда псов гнали прочь. Псы были такими же, как и мы. Но не совсем. Я видел, как собаки воруют сосиски и таскают еду из пакетов. Я видел, как они просят подачки у женщин, детей и стариков. Я видел, как они роются в мусорных баках за магазинами. И псы всегда, всегда делили еду. Ели малыши, больные, старые. Вот как было у собак.

Однажды я сидел на тротуаре рядом с вентиляционной решеткой. Стоял холодный мрачный день. От ветра у меня слезились глаза. Я говорил себе, что плачу не по своей матери. Не из‑за всех тех недель, что прошли с тех пор, как я в последний раз спал в кровати и мылся. Не знаю, действительно ли прошли недели. Может быть, прошло уже несколько месяцев. Или дней. Мне уже было все равно. Я плакал только от ветра и холода, уткнувшись лбом в колени.