Стая - [13]

— Первую катушку рядовой Семенов и Кравченко! — командовал Николай Васильевич, — вторую катушку… Третью…

Пора было уходить из ельника, но Бим узнал этот зычный голос, слушал бывшего своего хозяина, видел его. Он не боялся теперь ни большой машины, ни людей около нее. Сейчас, вот сейчас, он позовет за собой Чапу, радостно залает и выскочит из ельника к этой большой машине. Вот будет радость! Больше всех, конечно, будет рад его бывший хозяин.

Бим медлил. Ему вспомнились вдруг голодные дни на цепи. Обида на хозяина, внезапно захлестнувшая его, вспыхнула и пропала. Разве сравнить страдания на цепи с теми, что пришлось хлебнуть ему, мыкаясь по лесам. Каково слышать, как воют голодные волки, каково самому выть, как они. Позови хозяин сейчас, он добровольно бы дал застегнуть цепь на шее.

Хозяин его не звал.

— Бойченко! — донеслось до Бима, — слушай мою команду!

Команд было много. Один за другим лыжники уходили от машины прочь, и чуткое ухо Бима слышало, как поскрипывает снег справа от него, слева. Снег скрипел теперь по всему лесу, и тревога Бима усиливалась.

Бим и Чапа испугались флажков. Они наткнулись на них, как только вышли из ельника. Бим прыгнул через веревку первым, задел ее. Красные тряпки легли на снег, Чапа перешагивала их с опаской. Бим задержался у тряпок, обнюхал одну, другую, над следующей поднял ногу.

Лес за флажками оказался подозрительным. Увлекая за собой Чапу, Бим вернулся к флажкам, подлез под веревку. Он так и не решил, куда уводить Чапу. Несколько минут назад лес был полон приглушенных звуков: скрипел лыжами, где-то кашляли, кто-то кому-то чего-то нашептывал. Теперь звуки пропали, лес словно притаился, даже ветерок стих, не доносил чужих запахов.

Знакомый голос нарушил тишину леса:

— За-агонщики! Ди-истанция сто метров! Двигаться по моей команде!

Бим растерялся. По стволам деревьев ударили палки, глухое эхо заметалось вокруг, звуки понеслись со всех сторон сразу. Выделялся лишь знакомый голос хозяина, уверенный, сильный:

— Аа-та-та-та-ту! О-оп! О-оп! О-оп! Кравченко, не отставать! Аа-ля-ля-ля-ля!

— Аа-та-та-та-та! Кравченко! Кому говорю, быстрее!

Егерь почти не вмешивался, но когда понял, что левый фланг двигается медленно, перекинул ружье на другое плечо, махнул рукой прапорщику:

— Торопитесь! Приотстать! Я подгоню левых! — егерь трусцой побежал влево.

— Гоп-гоп-гоп-гоп! — старался прапорщик! — Бойченко! Не торопись! Тормози!

Николаю Васильевичу было жарко, пот застилал глаза, лыжи вязли в рыхлом снегу. Разгоряченного охотой, счастливого видел он себя сейчас рядом с командиром, осознавал причастность свою к метким выстрелам. Еще бы!

— Кому говорю, Бойченко! Не торопись!

Волки вышли из ельника прямо на прапорщика. Жаркий пот на лице сделался стылым и холодным, лыжи намертво приклеились к снегу. Волков было два, мелкой трусцой они приблизились к прапорщику, а он никак не мог их пересчитать. Ему виделись еще два волка слева, еще два справа, еще и еще. Только что егерь убежал к левому флангу загона. Как нужно его ружье здесь, где оставили его один на один с волчьей стаей.

В глазах прояснилось, когда волки обежали Николая Васильевича и он, наконец, сумел их пересчитать: «Два!» Хищники приостановились, и страх, так внезапно охвативший его холодом, медленной волной стал откатываться от него прочь. Пот на лице сделался немножечко прохладнее. Николай Васильевич понял — это не волки. Когда звери приостановились и передний повернул голову к нему, он уже готов был закричать от радости — на него смотрел Бим!

Собаки удалялись от прапорщика, мелькнули в кустах их спины, потом скрылись в лесной глуши. Не почудилось, не привиделось? Нет-нет! Можно следы потрогать — вот они. Свеженькие! Справа, слева Николай Васильевич услышал голоса загонщиков и почувствовал, как горячий пот опять защипал глаза.

— Аа-а! Ой-я! Ой-я! О-о-о-о! — кричалось ему легко, свободно, он еще не смог объяснить, почему обманывает себя, командира, всех охотников, почему не дает команды «отбой».

— Оп-оп-о-оп! Бойченко, не спеши! О-оп-па! — Николай Васильевич кричал, как и все, добросовестно.

«Не-ет! Он никому не скажет, что это собаки. Значит, сторожа покусал Бим? Почему, спросит командир, собак распускаешь? Ты виноват. Твои собаки террор несут населению! Дудочки! Умерла так умерла! Волки покусали, не Бим. Никакого Бима я не видал».

Загонщики приближались к линии стрелков. Как и все, покрикивал и Николай Васильевич, мысленно давал себе клятву больше никогда не вмешиваться в дела охотников.

Главный охотник сыграл, наконец, отбой, егеря снимали стрелков, а Николаю Васильевичу очень хотелось затеряться среди охотников. Егеря отправились в лес, выяснить причину неудачной охоты было поручено им.

Егерь, начинавший загон вместе с прапорщиком, вернулся первым, отозвал главного охотника в сторону. Николай Васильевич чувствовал спиной, что егерь кивает на него, и сейчас ему придется объясняться.

Не ошибся. Главный поманил пальчиком, а когда прапорщик торопливо подбежал к нему, спросил:

— Скажи честно, испугался?

Николай Васильевич заставил себя улыбнуться, пожимая плечами, спросил: