Ставни - [3]

— Ну, вот, комедия «Ревизор», акт последний, немая сцена, — пробурчал Камов, подходя к столу и усаживаясь в ближайшее кресло. — Андрей Андреич! Ты бумажки когда раздашь, подходи ближе, а то у меня с аглицкой мовой напряг, сам знаешь…

Громыко раскрыл на столе свою пухлую папку и принялся передавать сколотые простыми канцелярскими скрепками экземпляры Заявления на английском и французском присутствующим. Пока Громыко работал, Камов достал из кармана куртки коробку папирос и спички, достал одну папироску и тщательно обстучал мундштук о столешницу. Прикурил, с удовольствием выпуская дым через ноздри, подтянул к себе поближе пепельницу.

— Мы абсолютно не готовы обсуждать данные предложения, — с достоинством сказал Энтони Иден, опережая с аналогичным заявлением своих заокеанских коллег.

Впрочем, высказываться о своей неготовности ни Аллен Даллес, ни Гарри Гопкинс не спешили. Помалкивал и самый молодой из собравшихся — Морис Кув де Мюрвиль.

— Ну, а какие тут предложения? Это Заявление, а не предмет для торгов, — развел руками Камов, — ладно, не готовы, так не готовы, подождем, подготовитесь, тогда и поговорим по существу. Значит, переговоры откладываются?

— Да, — кивнул Иден. — В связи со вновь открывшимися обстоятельствами я считаю это правильным.

— Вновь открывшиеся обстоятельства завтра утром появятся в газете «Правда» и в информации РосТА, — чуть язвительно сказал Камов.

— Мне кажется, публиковать такие заявления в открытой печати преждевременно, — многозначительно покряхтев, высказался Даллес.

— Вот только не надо тут делать вид, будто американские войска взяли Берлин три недели назад, — грубо высказался Камов, но — дипломат Громыко перевел его слова гораздо мягче, хотя и в таком смягченном виде они означали фактически конец дипломатического союза и начало послевоенного противостояния между Советской Россией и остальным буржуазным миром.

— В заявлении ничего не сказано про Иран, — заметил Иден, стараясь одновременно сгладить неловкую ситуацию, возникшую после решительной отповеди Камова «делаем, как считаем нужным», и попробовать уточнить советскую позицию по давней британской сфере влияния.

— Вообще-то, здесь и сейчас планировалось вести речь о Европе, так ведь? — Камов уставился на британца с таким видом, будто поймал его руку в своем кармане. — И о странах, участвовавших в войне на стороне гитлеровской Германии. Иран к Европе не относится. И в войне не участвовал. А советские войска там находятся на основании договора от двадцать первого года. Уж вам ли, уважаемый, не знать?

— Я знаю, на каком основании в Иране находятся ваши войска, — обиженно ответил Иден. — Поэтому и интересуюсь, когда можно ожидать их вывода? Ведь ситуация по окончании войны кардинально изменилась, и со стороны Ирана никаких угроз южным границам России нет…

— Мне кажется, что это двусторонний вопрос, — ответил Камов. — Вопрос вывода из Ирана советских и — британских войск. И вопрос присутствия в Ираке, Трансиордании и Палестине британских военных аэродромов, как угрозы южным границам Советской России. Будем обсуждать это здесь и сейчас?

— Спасибо, не надо, — буркнул в усы Иден, подумав про себя, что резкая, на грани грубости, постановка вопросов и ответы на чужие вопросы со стороны Камова больше напоминают ссору двух пьяных пролетариев дешевом в пабе, чем старую добрую британскую дипломатию, полную полунамеков, вежливости и аристократизма.

— Вот как хорошо, что все меня правильно понимают, — ухмыльнулся Камов. — А теперь у Андрей Андреича есть к вам парочка слов. Надеюсь, выслушаете его так же внимательно, как меня…

«Кажется, этот личный представитель Хозяина откровенно над нами издевается, — подумал Гопкинс, выслушав корректный перевод слов Камова. — И никогда не поверю, что делает он это по своей инициативе…»

Вообще, манера разговора, поведение за столом и выражения, в каких Камов преподносил собеседникам новости из Советской России, разительно отличались от всего того, что и Гопкинс, и Иден видели раньше. Предыдущие советские собеседники изо всех сил старались не уронить собственного достоинства в глазах буржуазных дипломатов и так переигрывали в этом, что зачастую походили на собственные карикатуры из правых американских и консервативных британских газет. И никто из них ни на йоту не отклонялся от заданного текста, читая его едва ли не по бумажке и только изредка облегчая душу невнятными русскими ругательствами «в рукав».

А в это время Громыко говорил:

— В связи с тяжелым положением в народном хозяйстве России, необходимостью восстанавливать разрушенную промышленность и поднимать сельское хозяйство в бывших оккупированных западных областях страны, правительство приняло решение о введении режима жесткой экономии всех видов ресурсов в послевоенный период. Наркомат иностранных дел, следуя указаниям правительства, решил существенно сократить количество своих представительств и посольств за рубежом, особенно — в Европе. В ближайший год в Европе останется всего четыре российских посольства. Посольство в Праге будет обслуживать страны Восточной Европы: Чехословакию, Польшу, Румынию, Болгарию, Югославию, Албанию и Грецию. Посольство в Берлине будет обслуживать центральноевропейские страны и Скандинавию: Германию, Венгрию, Австрию, Данию, Швецию, Норвегию и Финляндию. Посольство в Париже будет обслуживать остальные страны Западной Европы, кроме Испании и Португалии, с которыми у Советской России нет дипломатических отношений…