Ставка больше, чем жизнь - [42]

Клос встал и направился к его столику.

— С вашего позволения, господин Гебхардт?

— Прошу вас! Может быть, кружку пива? — громко осведомился советник.

— Нет, благодарю вас.

— Тогда сигару?! Настоящая гаванская.

— Благодарю, я курю только сигареты, господин Гебхардт, но другие привычки у нас с вами почти одинаковые.

— А именно? — с удивлением спросил Гебхардт.

— Мы любим с вами ночные прогулки, господин советник.

Гебхардт долго молчал. Медленно потягивал пиво, а потом посмотрел покрасневшими глазами на Клоса:

— Что вы имеете в виду, господин капитан?

Взгляд Клоса излучал такую невинность, которая могла растрогать любого.

— Да ничего особенного. Только то, что я сказал: мы с вами любим ночные прогулки… — И, заметив смущение Гебхардта, Клос решил нанести ему решающий удар: — Вы, господин советник, необычайно храбрый человек… Немногие из нас, немцев, отважились бы здесь, в генерал-губернаторстве, в одиночестве отправиться ночью в лес.

Удар достиг цели, Гебхардт съежился и наклонился над столом, пытаясь понять, что же известно Клосу и что ему надо от него.

«Теперь в состоянии неуверенности и отчаяния необходимо оставить его одного», — подумал Клос, поднялся из-за столика и по-прусски прищелкнул каблуками.

— Я к вашим услугам, господин советник! Надеюсь, что при следующей встрече мы побеседуем более подробно, — откланялся Клос.

Гебхардт также поднялся и что-то пробормотал, но Клоса рядом уже не было.

Танцующие возвращались к своим столикам.

— Я, кажется, уже пьян, — проговорил заплетающимся языком Больдт и опустился на стул.

— А ты, Ганс, не пей. Прошу тебя, не пей. Я так хочу еще потанцевать! И конечно, только с тобой! — умоляла Ганна.

Она была неутомимой, а его ноги словно налиты свинцом. Танго еще можно было протанцевать, но когда заиграли вальс, ему пришлось собрать все свои силы.

— Влево, Ганс, влево. Я хочу, чтобы закружилась голова… А у тебя когда-нибудь кружится голова? — щебетала Ганна. — Видимо, только тогда, когда выпьешь?.. Посмотри, Больдт уже пьян.

И действительно, Больдт, качаясь, направился к выходу, с трудом лавируя между танцующими парами.

— Теперь мы одни, — прошептала Ганна.

Клос танцевал с ней, не зная, на что она в действительности рассчитывает и почему так странно ведет себя. Возможно, это только игра…

Клос забыл — а может быть, просто хотел забыть — о том, что Ганна — враг, когда они стояли вдвоем в коридоре и она вдруг попросила:

— Поцелуй меня, Ганс, прошу тебя, поцелуй именно сейчас, потому что, может быть, потом у меня уже никогда не будет такого желания…

В свете занимающегося дня все выглядело иначе. Клос чувствовал, что приближается развязка. Ганна Бесель, как предполагал он, удачно выполнила задание и получила возможность встретиться с Конрадом. Он же, Клос, ничего не добился…

Матей мог появиться только после обеда; до этого Ганна уже могла закончить свою операцию: сообщить Конраду дезинформирующие союзников сведения. Судьба третьего, настоящего связного Конрада, ожидаемого здесь из Берлина, была уже предрешена.

Клос достоверно знал, что этим неизвестным товарищем по оружию не может быть Гебхардт. Но кто же тогда? Оставалось только одно: не спускать ни на минуту глаз с Ганны Бесель, пойти на любой риск, лишь бы только сорвать ее планы.

Он занял свой наблюдательный пункт у окна. На скамейке, под ласковыми лучами солнца, дремал советник Гебхардт, лениво переговаривались отдыхающие. Прошел почти час, прежде чем он увидел Ганну… Снова она была скромно одета: прежнее простое платьице, — гладко причесанные волосы и полное отсутствие косметики.

Клос смотрел на нее с холодной ненавистью. Она остановилась около советника; видимо, они говорили о погоде, ибо Гебхардт показывал свернутой газетой на солнце и весело улыбался, но эта веселость была явно показной.

Дождавшись, когда Ганна свернула на дорогу, идущую в город, Клос вышел из комнаты. Теперь необходимо было соблюдать предельную осторожность. Она не должна знать, что за нею следят. Он пошел, скрываясь в тени деревьев, не подозревая о том, что за ним на довольно значительном расстоянии следовал Гебхардт.

Как только Ганна свернула на узкую, едва заметную тропинку, тянувшуюся вдоль ограды кладбища, Клос понял, что дальше идти за ней нет смысла. Эта тропинка ведет к лесу. Поскольку Клос знал другой путь, которым можно дойти раньше Ганны, он и решил воспользоваться им. Клос быстро шел по краю крутого обрыва, поросшего редкой травой, порыжевшей от солнца, не боясь, что Ганна его увидит, ибо тропинка, по которой она шла, проходила ниже, вдоль высохшего русла протоки. Он хорошо знал эту дорогу и справедливо полагал, что имеет достаточно времени для обдумывания сложившейся обстановки и своих предстоящих действий. Клос достал сигарету и, разминая ее, задумался: не застрелить ли Ганну Бесель здесь же, прямо в лесу, или лучше пойти по ее следам и выйти на Конрада, а там вместе с ним решить судьбу Ганны? Но этим он деконспирировал бы себя перед Конрадом, что было весьма небезопасно в той дьявольски сложной обстановке, потому что сам Конрад мог уже стать приманкой в руках абвера (и тогда Клос вместо Ганны доставил бы англичанам план оборонительных укреплений, сфабрикованный в отделе дезинформации), а это означало бы, что абверу удалось выполнить свою задачу. А может быть, только Плюш мог установить связь с Конрадом? Снова загадка. Но кто же убил Плюша? Клос был достаточно опытным разведчиком и попытался связать воедино все события. О его встрече с Плюшем знала только Ганна. Плюш был именно тем человеком, который мог помочь выйти на Конрада. А если Ганна, ожидая Клоса в его комнате, полураздетая, хотела всем своим видом показать доверие и убедить его, что она не покидала дома отдыха?.. Вывод напрашивался сам собой, однако у Клоса не было уверенности, что в Плюша стреляла Ганна. Допустить такую версию можно только в том случае, если предположить, что Ганна Бесель — польский агент, а он, Клос, — закоренелый гитлеровец. Тогда ее поступок мог бы быть именно таким. Но ведь в действительности все было наоборот…